Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

А в Лондоне 24 июня, в понедельник, черчиллевский военный кабинет собирался трижды – один раз утром и дважды вечером (последнее совещание началось в 22:30). Основное время уделялось обсуждению «ужасной проблемы французского флота» (как назвал ее замминистра иностранных дел Кадоган) [297] Cadogan, Diaries , 306. .

В этот же день, еще до того, как началось первое совещание, лондонская Times опубликовала условия перемирия между Францией и Германией, которые сама Германия пока еще не раскрыла официально. Согласно этим условиям, Германия оккупировала северные и западные провинции Франции, а остальная ее территория будет управляться формально независимым правительством, базирующимся в Виши, примерно в двух сотнях миль к югу от Парижа. Внимательнее всего Черчилль прочел статью 8: «Немецкое правительство ответственно заявляет, что не намерено в течение войны использовать в своих целях французский флот, размещающийся в портах, контролируемых Германией, за исключением плавсредств, необходимых для надзора за побережьем и траления мин» [298] "Battle Summary No. 1: Operations Against the French Fleet at Mers-el-Kebir (Oran), July 3–6, 1940," Appendix A, ADM 234/317, UKARCH. . Кроме того, соглашение призывало все французские корабли, действующие за пределами французских территориальных вод, вернуться на родину, если только они не требуются для защиты французских колониальных владений.

Позже Германия сама опубликовала это соглашение. Статья 8 в данной публикации содержала такую фразу: «Более того, немецкое правительство ответственно и недвусмысленно заявляет, что не намерено истребовать французский флот по заключении мира» [299] Там же. .

Черчилль ни на секунду не верил, что Германия будет следовать этому заявлению. Даже если забыть о постоянных обманах со стороны Гитлера, следовало учесть, что сами формулировки этой статьи соглашения, похоже, предоставляли ему огромную свободу по части использования французских кораблей. Что конкретно подразумевается под «надзором за побережьем» и «тралением мин»? «Ответственное» обещание Германии Черчилль поднял на смех. Позже, выступая в парламенте, он заметил: «Спросите-ка полдюжины стран, какова цена этих ответственных заверений» [300] Gilbert, War Papers , 2:415. .

Несмотря на три проведенных совещания, до согласования дальнейшего курса действий министрам было далеко.

Сразу же после завершения последней встречи, в 1:15 (уже наступил четверг), завыли сирены воздушной тревоги: это стало первой боевой тревогой для Лондона с сентября предыдущего года – когда началась война. Такое предупреждение означало, что авиационная атака вот-вот произойдет. Но никакие бомбардировщики не появились. Причиной сигнала тревоги стал гражданский самолет.

Ожидая, пока раздастся сирена отбоя воздушной тревоги, Оливия Кокетт, один из авторов дневников, ведущихся для «Массового наблюдения», записала: «Ночь совершенно безветренная. Громко тикают ходики. Воздух насыщают тонким ароматом. Четыре вазы с розами и одна – с высокими белыми лилиями». На глазах у родных она вынула лилии, легла на ковер и уложила их себе на грудь, изображая покойницу. «Все засмеялись, – писала она, – однако не слишком громко» [301] Cockett, Love and War in London , 109. .

Во вторник управление внутренней разведки сообщило, что от 10 до 20 % населения Лондона так и не услышали сигнал воздушной тревоги. «Многие не покинули свои спальни, – сообщалось в докладе, – а многим родителям не хотелось будить детей» [302] Addison and Crang, Listening to Britain , 154. . Одна семилетняя девочка придумала название для этих сирен – «завывалки».

Складывалось впечатление, что угроза вторжения растет с каждым днем. 28 июня, в пятницу, Черчилль получил записку от доктора Джонса из разведуправления министерства авиации: похоже, у этого человека имелся особый талант по части сообщения тревожных новостей. Джонс писал: тот же «безупречный источник», который ранее добыл важнейшую информацию о применяемых немцами пучках радиоволн, теперь узнал, что Зенитный корпус I, одно из подразделений ПВО немецких военно-воздушных сил, потребовал, чтобы в его штаб-квартиру немедленно доставили 1100 карт Англии различного масштаба. Джонс подчеркивал: это может свидетельствовать о «планируемой высадке моторизованных групп зенитной артиллерии как в Англии, так и в Ирландии» [303] Gilbert, War Papers , 2:433n3. . Такие соединения были бы необходимы армии вторжения для того, чтобы защищаться от ударов Королевских ВВС и эффективнее удерживать захваченный плацдарм.

Черчилль знал, что упомянутый Джонсом «безупречный источник» – это не какой-то разведчик, а элитная группа дешифровщиков, базирующаяся в Блетчли-парке. Черчилль был одним из немногих высших должностных лиц Уайтхолла, вообще знавших о существовании этой группы (знал и Джонс – как заместитель директора разведуправления министерства авиации). Секреты Блетчли-парка доставлялись Черчиллю в специальном желтом чемоданчике (а не в его обычном черном): лишь он сам имел право открывать его. Перехваченное требование доставки карт немало обеспокоило его: оно как раз относилось к тем конкретным подготовительным мерам, которых следовало ожидать непосредственно перед вторжением. Черчилль тут же отправил копии этого сообщения Профессору и «Мопсу» Исмею.

Черчилль предполагал, что ближайшие три месяца станут периодом наивысшей угрозы вторжения, после чего погода будет становиться все более неблагоприятной – в том числе и для высадки войск противника.

В его служебных записках все больше ощущения срочности – и все больше конкретных указаний. Согласившись с предложением Профессора, он передал «Мопсу» Исмею: через каждое поле длиной больше 400 ярдов надлежит прорыть одну или несколько траншей – для противотанковой обороны и для защиты от посадки транспортных самолетов противника с десантом. Подчеркивалось, что «эти работы должны вестись по всей стране одновременно – на протяжении ближайших 48 часов» [304] Там же, 452–453; Lindemann to Churchill, minute, June 30, 1940, F108/21, Lindemann Papers. . В отдельной записке (направленной 30 июня, в субботу) он приказывал Мопсу распорядиться, чтобы провели исследование приливов и фаз Луны в устье Темзы и других местах – дабы определить, «в какие дни условия будут наиболее благоприятными для высадки с моря». В это же воскресенье он направил Мопсу записку по весьма деликатному вопросу: речь шла о применении отравляющих газов против вторгающихся войск. «Если на нашем берегу будут созданы вражеские плацдармы, наиболее эффективным станет использование горчичного газа именно на этих пляжах и плацдармах, – писал он. – На мой взгляд, в таком случае незачем ждать, чтобы противник первым задействовал такие методы. А он наверняка задействует их, если сочтет, что это окупится» [305] Gilbert, War Papers , 2:444–445. . Он просил Исмея узнать, будет ли эффективным «пропитывание» пляжей газом.