Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Поскольку Геринга отвлекли военные неудачи этого дня, Галланд снова попросил разрешения вернуться в свое соединение. На сей раз Геринг не стал возражать – несмотря на обещание, данное Мёльдерсу.

Галланд уехал, волоча с собой гигантскую голову оленя, украшенную рогами. Некоторую часть пути они с головой проделали на поезде, где, по словам Галланда, «олень производил более сильное впечатление, чем дубовые листья на моем Рыцарском кресте».

В этот день пришла еще одна большая новость – совсем из других мест. Пока Галланд гостил в геринговском охотничьем домике, Япония подписала Тройственный пакт, официально встав на сторону Германии и Италии.

А в Берлине примерно в это же время член одного из бомбардировочных экипажей люфтваффе заглянул на квартиру к Уильяму Ширеру для тайного разговора. Этот авиатор был тайным информатором Ширера. Рискуя жизнью, он рассказывал о жизни немецкой авиации. Источник поведал Ширеру, что и он, и его собратья по экипажу восхищаются пилотами Королевских ВВС, особенно одним развязным летчиком, у которого всегда торчит в углу рта сигарета и которого они тайком поклялись прятать и защищать, если его когда-нибудь собьют над территорией, находящейся под контролем Германии.

Ночные бомбежки, по словам этого авиатора, сильно сказывались на экипажах. Бомбардировщикам требовалось лететь, строго придерживаясь расписания, вдоль тщательно прочерченных маршрутов – чтобы избегать столкновений между самолетами, идущими на задание и возвращающимися на базы. Экипажи часто совершали вылеты по четыре ночи в неделю и начинали уставать, рассказал он Ширеру. И их удивляло, что налеты на Лондон пока дали такой небольшой зримый эффект. Авиатора «впечатлили размеры Лондона», записал Ширер в дневнике. И далее: «Он сказал, что они долбят по нему уже три недели и он поражен, сколько от него еще осталось! По его словам, перед взлетом им часто говорили, что они найдут свою цель, ориентируясь на квадратную милю города, охваченную огнем. Однако, добравшись до места, они не могли найти никакой квадратной мили огня, лишь небольшие пожары там и сям» [630] Shirer, Berlin Diary , 411–413. Британская разведка специально устраивала пленным (тем, кто соглашался сотрудничать) экскурсии по Лондону, даже водила их в театр, чтобы показать, что значительная часть города уцелела после бомбежек. «Пленные собственными глазами видели, что Лондон отнюдь не лежит в руинах, как их убеждали», – сообщается в одном из докладов разведки об этой практике. Личные наблюдения подрывали уверенность пленных в том, что им говорили вожди, поэтому они зачастую начинали сотрудничать с противником охотнее. См.: "Intelligence from Interrogation: Intelligence from Prisoners of War," 10, AIR 40/1177, UKARCH. .

В другой записи Ширер отмечал, что в наиболее циничных кругах берлинского общества начал ходить такой анекдот:

«Гитлер, Геринг и Геббельс летят на самолете. Самолет разбился, все трое погибли. Кто спасся?

Ответ: немецкий народ» [631] В еще одном докладе разведки приводится выдержка из разговора двоих пленных, записанного британскими следователями с помощью скрытых микрофонов. Один узник говорит: «До сих пор не могу понять, как это Лондон до сих пор существует!» «Да, – соглашался его собеседник, – это необъяснимо. Меня возили по всем окраинным районам, но… там должно было оказаться больше разрушений!» (Special Extract No. 57, WO 208/3506, UKARCH. Любопытно, что эти материалы оставались секретными до 1992 года.) .

Шли дни, и министр пропаганды Йозеф Геббельс озадачивался все сильнее. Все было как-то нелогично. Он не мог взять в толк, почему Черчилль до сих пор не признал поражение, ведь Лондон каждую ночь утюжат бомбардировками. Разведка люфтваффе продолжала докладывать, что Королевские ВВС находятся на последнем издыхании, что у них осталась последняя сотня истребителей или что-то около того. Почему же Лондон все еще стоит, почему Черчилль до сих пор у власти? Англия не демонстрировала никаких внешних признаков бедственного положения или слабости. О нет, совсем напротив. На очередном совещании со своими пропагандистами, прошедшем 2 октября, Геббельс сообщил, что «в настоящее время Лондоном по всей Британии и, возможно, по всему миру распространяется очевидная волна напускного оптимизма и сопутствующих выдумок» [632] Shirer, Berlin Diary , 448. .

Стойкость, проявляемая Англией, имела непредвиденные – и опасные – последствия на родине Геринга, среди немецкого народа. Поскольку Англия продолжала сражаться, немцы осознали, что вторая военная зима неизбежна. Росло недовольство. В последние дни новость о том, что правительство Германии распорядилось начать обязательную эвакуацию детей из Берлина, вызвала в обществе всплеск тревоги, поскольку это известие противоречило пропагандистским заверениям Геббельса насчет того, что люфтваффе надежно защитит Германию от вражеских авианалетов. На следующем совещании (3 октября, в четверг) Геббельс настаивал: эта эвакуация носит добровольный характер. Он поклялся: всякий, кто будет распускать слухи об обратном, «непременно закончит в концентрационном лагере» [633] Boelcke, Secret Conferences of Dr. Goebbels , 97. 7. Там же, 98. .

Бомбардировки Лондона заставляли окружение Черчилля все больше опасаться за безопасность премьера – хотя сам он, похоже, не разделял эту тревогу. Даже самые яростные авианалеты не мешали ему забраться на ближайшую крышу, чтобы понаблюдать за бомбежкой. Однажды холодной ночью, следя за вражеским рейдом с участка крыши, находящегося над подвальными помещениями Оперативного штаба кабинета, он уселся на каминную трубу, чтобы не замерзнуть, и сидел так, пока на крышу не поднялся офицер, чтобы вежливо попросить его подвинуться: премьер-министр заткнул собой дымоход, и дым теперь идет в комнаты внизу, вместо того чтобы выходить наружу. Зачарованный стрельбой зенитных орудий, Черчилль продолжал посещать расчеты ПВО даже в те моменты, когда над головой летели немецкие бомбардировщики. Когда начинался авианалет, он отправлял своих сотрудников вниз, в бомбоубежище, но сам не следовал за ними, а продолжал работать за письменным столом. Ночью и во время дневных перерывов на сон он пользовался собственной кроватью. Когда в Сент-Джеймс-парке, в опасной близости от дома 10 по Даунинг-стрит, обнаружили крупную неразорвавшуюся бомбу, Черчилль сохранил невозмутимость, выразив беспокойство лишь по поводу «этих бедных птичек» (пеликанов и лебедей) на тамошнем озере. Казалось, его не волнуют даже удары, которые приходятся совсем рядом. Джон Колвилл вспоминал, как однажды ночью они шли через Уайтхолл – и вдруг неподалеку две бомбы со свистом промчались вниз. Колвилл присел, ища укрытие; Черчилль же хладнокровно продолжал движение, «вышагивая посреди Кинг-Чарльз-стрит, выпятив подбородок и стремительно отталкиваясь от земли своей тростью с золотым набалдашником» [634] Gilbert, War Papers , 2:818–819. .