Сергей Нечаев - Джакомо Казанова. Величайший любовник или авантюрист-неудачник?

И Казанове пришлось оставить мечты покорить своим умом императрицу, которая сама во всем проявляла выдающийся ум. Екатерина Великая скончалась 17 ноября 1796 года. Казанова пережил ее на два года. Узнав о смерти русской императрицы, он признал — Екатерина Великая оказалась единственной женщиной в его жизни, которая вообще никак не отреагировала на его чары.

Казанова был по своей сути артистом, с особым талантом к счастью, составлявшим часть того, что привлекало к нему людей. Люди поддавались обаянию Джакомо Казановы; люди, которые могли предложить ему продвижение по службе, деньги, хороший досуг, сочувствие, компанию за столом или же просто возможность остановить время, ощутить биение сердца, вкушая плотские удовольствия. И, следовательно, его жизнь и история о ней — это не рядовое пустое историческое сочинительство. Они бросают нам вызов, потому что «История моей жизни» призывает нас жить более полно или, по крайней мере, более смело. Она также бросает вызов историку, поскольку изобилует ошибками, хотя и наделенными очарованием личности писавшего ее человека. Казанова помещает Екатерину Великую в те места, где, как мы знаем, она не бывала, но с которой он встречался позднее, но зато его рассказ благодаря такой перестановке обретал большую связность.

И, конечно же, в России Казанова пытался по обыкновению своему завести роман, но у него все как-то не получалось, и он сам себя утешал: мол, не за этим приехал.

Ничего не вышло и в Москве, которая, в принципе, понравилась Казанове больше Санкт-Петербурга. «Тот, кто не видел Москвы, — написал он потом, — не видел России, а кто знает русских только по Петербургу, не знает в действительности русских. В Москве жителей города на Неве считают иностранцами. Особенно любезны московские дамы: они ввели обычай, который следовало бы распространить и на другие страны — достаточно поцеловать им руку, чтобы они поцеловали вас в щеку».

А вот еще одно впечатление Казановы: «Москва — единственный в мире город, где богатые люди действительно держат открытый стол; и не нужно быть приглашенным, чтобы попасть в дом. В Москве целый день готовят пищу, там повара в частных домах так же заняты, как и в ресторанах в Париже… Русский народ самый обжорливый и самый суеверный в мире».

Трудно себе представить, сколько ручек пришлось перецеловать Казанове, и в скольких домах он умудрился поесть и попить, не будучи приглашенным. В плане амурном все было безрезультатно.

Однажды он даже пошел за одной дамой, которую просто увидел на улице. Она шла очень уверенно, размашистым шагом, так что Казанова поспевал за ней с определенным усилием. При этом он и понятия не имел, что скажет ей, если она остановится, обернется и спросит, зачем он за ней идет. Да он и сам не знал, зачем он это делает. Он просто шел, словно подчиняясь чьему-то неслышному приказу.

И она остановилась. И она спросила. Казанова замялся и пробормотал по-французски:

— Мне просто хотелось знать, что вы… Сейчас уже поздно… Вы не должны ходить одна — это опасно…

Дама смерила Казанову презрительным взглядом, пожала плечами и снова спросила, перейдя на французский:

— Почему вы шли именно за мной?

— Я не знаю, — честно сказал Казанова. — Любопытство… Восхищение… Глупость…

— И часто вы это делаете? Я имею в виду — преследуете женщин?

Казанова покраснел и покачал головой:

— Я никогда раньше ничего подобного себе не позволял, и я до сих пор не понимаю, зачем я это сделал.

То, что он Джакомо Казанова, венецианец, по склонностям — ученый, а по привычкам — независимый человек, путешествующий для удовольствия, уже никого не интересовало. Дама лишь хмыкнула в ответ на его слова и пошла себе дальше.

Вернувшись в Санкт-Петербург, Казанова был приглашен в гости к одному гамбуржцу по имени Бомбах, которого он знавал в Англии, куда тот бежал, наделав долгов. Теперь он переехал в Россию, где ему посчастливилось поступить на военную службу, завести себе дом и прислугу. Этот человек, как и Казанова, любил женщин, хороший стол и азартную игру. А теперь он усердно волочился за француженкой Ля Ривьер, приехавшей в Россию со своим любовником, а та охотно принимала его ухаживания. Эта парочка была в центре всеобщего внимания, так как все знали, что эта француженка зарабатывает тем, чем ее наградил Бог. А Бог наградил ее весьма щедро и она прекрасно отдавала себе в этом отчет, говоря со смехом, что все свои деньги хранит в карманах окружающих ее мужчин.

Пирушка вышла веселая. Господин Бомбах не сводил глаз с понравившейся ему искательницы приключений. Рядом с Казановой сидели братья Лунины, в ту пору простые поручики. Об этом нам рассказывает в своих «Мемуарах» сам Казанова, и по ряду признаков нетрудно предположить, что это были сыновья тайного советника Михаила Киприяновича Лунина. Одного из них звали Александром Михайловичем. Он был на двадцать лет моложе Казановы (позже он станет генерал-майором и губернатором Полоцка). Его брата звали Петром Михайловичем, и он был еще на четырнадцать лет младше (позже он станет генерал-лейтенантом). Кстати сказать, был у них еще один брат — Сергей Михайлович, сын которого — Михаил Лунин — станет потом известным декабристом и будет сослан в Сибирь.

Белокурый красавчик Петр Лунин был любимцем одного знатного вельможи — статс-секретаря императрицы Григория Николаевича Теплова. Как утверждает Казанова, он был «умным малым», который «не только плевал на предрассудки, но и поставил себе за правило добиваться ласками любви и уважения всех порядочных людей, с коими встречался». Проще говоря, он не только ставил себя выше всяких предрассудков, но и не стеснялся гордиться тем, что своими ласками мог пленить любого мужчину.

Предположив в гамбуржце Бомбахе те же наклонности, что и в господине Теплове, он решил, что унизит Казанову, если не отнесется к нему соответствующим образом. В результате он сел за стол рядом с ним и принялся так усиленно кокетничать, что венецианец даже сначала совершенно чистосердечно принял его за девицу, переодетую в мужскую одежду.

После обеда, расположившись у огня рядом с ним, Казанова сообщил ему о своих подозрениях. В ответ Петр Лунин, дороживший своей принадлежностью к сильному полу, тотчас же выставил напоказ убедительное доказательство ошибки Казановы. А потом, желая проверить, сможет ли гость остаться равнодушным к его красоте, он приступил к решительным действиям. Грубо говоря, он придвинулся к Казанове и, убедившись, что привел его в восторг, занял позицию, необходимую, как он сказал, «для обоюдного блаженства».