Валерий Хайрюзов - Черный Иркут

— Товарищ начальник, второй взвод выполняет поставленную задачу! — влетев в подсобку, звенящим голосом начал докладывать Умрихин.

— Кто у вас сегодня прибирался в туалете? — хмуря брови, спросил Орлов.

У меня похолодело внутри. Что обнаружил Орлов в туалете после нашего ухода, я не знал. Туалет не коридор, там могло всё случиться.

«Как пить дать отчислят, — подумал я. — Самое обидное — останется строка в биографии: выгнали из-за сортира».

— В туалете прибирался я, — тихо сказал Тимка. — Курсант Шмыгин.

— Товарищ начальник, я разберусь! — прищёлкнув каблуками, сказал Умрихин. — Они у меня сами сапоги сгрызут.

Что ни говори, а слух у старшины был, но свой, особый — флотский.

— Ну, это, может быть, слишком, — уже мягче сказал Орлов. — Продолжайте работу. Только не надо эти буги-вуги. Наши песни лучше. А вас, товарищ старшина, я прошу пройти со мной.

После ухода начальства в подсобке установилась тишина, лишь тихо поскрипывали ножи да, падая в бочки, булькала очищенная картошка. Минут через двадцать невысокий и шустрый паренёк из Фрунзе Иван Чигорин, не выдержав, решил сбегать в туалет на разведку. Обратно прибежал, вытаращив глаза.

— Джага приказал Умрихину над одним из унитазов повесить бирку, — выпалил он, — чтоб не пользовались. Будет эталонным. Теперь, кто попадёт на это ответственное задание, может сверять свою работу с образцовой, — и, прижав руку к груди, трагически закончил: — Удружили, братья, от всех спасибо!

Так благодаря Тимке мы чуть было не прослыли специалистами по туалетам. Старшина отметил его усердие, назначил Шмыгина ответственным за каптёрку. Орлов, в свою очередь, записал его в училищный оркестр. И через месяц Тимофея знала не только Колыма. С лёгкой руки начальника штаба Элвисом Пресли его стал называть весь Бугуруслан. Он не обижался, говорил: называйте хоть горшком, лишь в печь не ставьте. Но в печь он чаще всего попадал сам. Причём обязательно лез головой. Характер — его не скроешь, он всё равно что плохо загнутый гвоздь в ботинке: сколько ни закрывай, ни прилаживайся, обязательно вылезет наружу.

Всех, кто был из-за Урала, Шмыгин называл земляками.

— Ну а те, кто родился за полярным кругом, наверное, тебе братья? — шутили курсанты.

— Да, но таких здесь нет, — в тон отвечал им Шмыгин.

Без особых происшествий, в учёбе и курсантских заботах, зачётах, экзаменах, нарядах, прошли осень, зима.

Мы научились быстро вставать и одеваться, ходить строем и петь любимую песню старшины про стальную эскадрилью. Постепенно начали притираться друг к другу, и даже Умрихин перестал напоминать дрессировщика. Курсанты реагировали на него, как водители реагируют, скажем, на светофор.

Весной нас перевезли с центрального аэродрома в летний лагерь, который размещался в Завьяловке.

После самостоятельных полётов, когда мы уже вовсю начали крутить виражи, «бочки» и «петли», по радио сообщили: в космос запустили Валентину Терешкову. Эта новость потрясла всех. Шмыгин позвал меня в каптёрку и предложил написать письмо в отряд космонавтов: мол, здоровье позволяет, первоначальную технику освоили, готовы штурмовать новые высоты. Мне идея понравилась: уж если женщина полетела, то нам сам Бог велел. А вдруг повезёт?

Написали тут же, на столе. Ответ пришёл через полмесяца.

Шмыгин был дежурным по лагерю и сам ездил получать почту. Красивые, на глянцевой бумаге, конверты он заметил сразу же. Глянул — точно, из отряда космонавтов. По дороге домой вскрыл своё письмо, прочитал и, вздохнув, спрятал в карман. Посмотрел моё — успокоился: там тоже был отказ. И тут увидел ещё одно письмо — Умрихину. Не утерпел, вскрыл и его. Ответ был стандартный.

— Ты скажи, и этот туда же! — вслух подумал Шмыгин о старшине. — На ходу подмётки рвёт!

Приехав в лагерь, Тимка разыскал меня, поманил в каптёрку.

— Пиши, земеля! — протянув стандартный лист бумаги, шёпотом сказал он. — «Товарищ Умрихин, Центр подготовки космонавтов предлагает Вам прибыть, — Шмыгин вытащил из кармана конверт, глянул на обратный адрес, — в город Москву для про хождения медицинской комиссии».

Закончив диктовать, взял лист и в обеденный перерыв заскочил к девчонкам на метео. Там он отпечатал текст на машинке, поставил дату, подпись и, заклеив фирменный конверт, отнёс письмо в комнату к старшине. Прибыв с послеполётного разбора, Умрихин приказал Шмыгину убрать окурки возле штаба и ушёл к себе. Через несколько минут, с остекленелым взглядом, он выскочил из своей комнаты и, проверив на кителе пуговицы, строевым шагом направился в штаб. К вечеру из города за ним приехала легковая машина начальника училища. Среди курсантов прошёл слух: старшину приняли в отряд космонавтов. На вечерней поверке командир эскадрильи поставил нам его в пример и сказал, что теперь у нас будет новый старшина — Борис Зуев.

Умрихин вернулся через несколько дней. На него было страшно смотреть: худой, злой. Вскоре в казарму прибежал дневальный.

— Генерал-лейтенанта Шмыгина к начальнику штаба! — пряча ухмылку, крикнул он.

— Кажется, сейчас меня запустят в космос, — пошутил Тимка и пошёл сдаваться.

Из своей прошлой детдомовской жизни он усвоил: повинную голову меч не сечёт, и чистосердечно рассказал Орлову всё, как было.

Вскоре в штаб вызвали меня. Пришлось подтвердить: да, писали, но злого умысла не имели, иначе зачем было Шмыгину ставить в письме свою подпись? Товарищеская шутка. Кто же думал, что так получится? Конечно, не надо было подписываться генерал-лейтенантом.

— Пётр Иванович, Терешковой, Умрихину можно, да? — почувствовав колебания начальника, обиженным голосом вдруг начал Шмыгин. — Но вообще-то мои намерения были серьёзны. Представляете, как бы загремело наше училище!

— Я тебе загремлю! — взорвался Орлов. — Ваше курсантское удостоверение!

Тимка побелел, медленно, трясущимися руками достал из кармана документ. Джага, выхватив из рук, начал рвать его в клочья.

— Всё, больше ты не курсант! — кричал он. — Хотел в космос, теперь поезжай к себе в Якутию! Бренчи на гитаре, танцуй, пой, подделывай письма! А самолётов тебе не видать как своих ушей!

Разделавшись с удостоверением и выбросив то, что от него осталось, в мусорное ведро, начальник штаба успокоился. В этой истории с письмом в отряд космонавтов была и его вина. Он первым после Умрихина прочитал нашу стряпню, а потом позвонил начальнику училища. Не разглядел подвох. Смутил, как он потом говорил, настоящий конверт.

Побарабанив по столу пальцами, Джага вздохнул и неожиданно начал успокаивать Тимоху:

— Вот что, Шмыгин, ты сильно не беспокойся. Думаю, отчислять мы тебя не будем. Удостоверение восстановим, я сам об этом позабочусь.