Валерий Хайрюзов - Черный Иркут

— Кто звонил? — перевела разговор Саяна.

— Если бы я знала, — махнула рукой Неонила Тихоновна. — Скорее всего, бандиты. Опять спрашивали про бумаги отца, — она вновь повернулась лицом ко мне. — Георгий в пятидесятых годах искал месторождение золота. Проводником у них был Бадма Корсаков. Во всех походах по горам он старался никогда и ни от кого не зависеть. Во вьючных сумах у него было всё, что могло понадобиться в тайге. Меня всегда удивляло, что у него всегда были чистые полотенца. На водоразделе Тункинских Альп, в верховьях Шумака, он показал старые, заброшен ные шурфы и отвалы породы. Там ещё были видны три полусгнивших столба. На одном из них на сколе можно было прочитать: «База Отто Шнелле». Был в наших краях такой инженер, он раньше пытался найти там золото. Но не нашёл. Кстати, его внук, Аркадий, ныне в руководстве компанией. Умница. В нашем землячестве его очень уважают. Они сейчас, правда, за границей живут. Жена у него — красавица, во всём ему помогает. А первая, говорят, сильно пила. Потом уехала в Германию.

«Да, тесен мир, — думал я, слушая Неонилу Тихоновну. — Такой клубок земляков и знакомых в Москве образовался, что дальше некуда».

— Неподалёку от тех мест были обнаружены образцы кварцевой породы с вкраплением линз галенита и сфалерита, — откуда-то издали доносился до меня голос Нионилы Тихоновны. — А это первые спутники золотоносных жил. Во время полевого сезона я помогала вести документацию и была в курсе всех находок. Настоящая жена должна жить интересами мужа. Только тогда семья будет крепкой. Так вот, во всём мире считается перспективной разработка месторождений, когда содержание золота составляет два-три грамма на тонну породы. В Зун-Халбе оно составляло семьдесят пять граммов на тонну. А в некоторых блоках доходило до восьмисот граммов! Представляете? Отмытую руду самолётами отправляли в Иркутск, а дальше в Новосибирск, на аффинажный завод, где её уже выплавляли в слитки. За первый же сезон на Пионерском было добыто около двух тонн драгоценного металла. Вот современным предпринимателям эти тонны и не дают покоя. Сейчас у некоторых вместо глаз золотые монеты вставлены, человек будет на земле лежать — не подойдут. Жизнь человека сегодня — копейка.

Слушая Неонилу Тихоновну, я мысленно соглашался с доводами этой женщины: сегодняшняя жизнь действительно ничего не стоила. Но и в прежние времена она стоила недорого.

Мне тут же вспомнился один полёт, который мы выполняли с верховьев Иркута с упакованной в брезентовые мешки отмытой золотоносной рудой. При подлёте к перевалу у самолёта начал барахлить двигатель. Садиться было негде, кругом скалы и тайга. Когда мы уже чуть не начали цеплять скалы, Шувалов приказал мне выбрасывать из самолёта груз. Но только я открыл дверь и направился к мешкам, как сопровождающий груза чернявый охранник достал пистолет и направил на меня. «Дотронешься — застрелю, — спокойным голосом сказал он. — У меня выбора нет! Если выбросим золото, меня расстреляют. Так и так конец один». — «Твоё золото — дерьмо, оно не стоит наших жизней!» — крикнул из кабины Шувалов. «Стоит, стоит, — помахал пистолетом сопровождающий. — Если грохнемся, твоей семье выдадут на доски тысячу. Если перевести в металл, то по весу это меньше пули. Здесь около тонны. Вот и прикинь».

Что и говорить, арифметика сопровождающего была явно не в нашу пользу. Видимо, подобные расчёты существовали, и не только на Колыме.

Каким-то чудом Шувалов сумел удержать самолёт от столкновения с горой, и мы дотянули до аэродрома. Но тот чернявый сопровождающий запомнился мне на всю жизнь.

— Неонила Тихоновна, а вы, случаем, не знаете фамилию той женщины, которая прыгнула на парашюте в тайгу? — спросил я.

— Конечно, знаю! — Неонила Тихоновна оживилась. — Лида Дёмина. Она семнадцатилетней девчонкой прыгала в тыл к немцам. У неё орден Боевого Красного Знамени был. А когда она к нам прыгнула, ей, дай Бог памяти, лет под сорок было. Там как всё произошло? Мы закончили полевой сезон и стали выходить из тайги. Я тогда уже на седьмом месяце ходила. Было холодно, на реках появились леденистые забереги. При переправе через Иркут моя лошадь поскользнулась, и я свалилась в воду. Мне на выручку бросилась Жалма и вытащила меня на берег. Но после купания в ледяной воде она заболела и сгорела за три дня. Я её, бедненькую, часто вспоминаю. Молодая, красивая и бесстрашная. Тогда люди другими были. И в тайгу вместе с мужиками шли, и, если надо, с парашютом прыгали. И в ледяную воду бросались.

Утром я позвонил Котову и попросил его узнать, какие у «Востокзолота» дела с Сергеем Селезнёвым. Котов перезвонил мне через час и предложил встретиться в Государственной думе, в буфете на пятом этаже. Он с ходу предложил выпить по рюмке коньяку. Хорошо зная депутата, я понял, что разговор будет непростым. Я заказал коньяк, закуску, и мы расположились за столиком.

— Непростую ты мне задал задачку, — сказал Котов, осушив первую рюмку. — Я, Гриша, пошёл на эти переговоры исключительно из-за тебя. И зачем тебе понадобился этот болтун и прожектёр?

— Я случайно узнал об этой истории, — осторожно ответил я. — Вроде бы как у него какие-то там проблемы.

— Есть и большие, — нахмурившись, подтвердил Котов. — Селезнёв должен компании круглую сумму. Не вернёт — они заберут у него квартиру и дачу. Или оторвут ему или его жене голову. Дело серьёзное. Ты знаешь, сейчас за бутылку могут убить, а уж за такие бабки и подавно.

— Что, и милиции не побоятся?

— О чём ты говоришь?! Какая милиция? Ты что, первый год замужем? В этом деле и милиция будет против него.

— Да она уже два года как не живёт с ним! — воскликнул я.

— Это не аргумент, — заметил Котов. — Так делают, чтобы не платить. Но выход есть. У жены Селезнёва или у её матери остались бумаги. В своё время их передали местные буряты. Среди них — геологическая карта. Там помечены перспективные места рудопроявлений. На этой карте Георгий Иванович Корсаков, кстати, говорят, геолог от Бога, указал Дёминское золоторудное месторождение. Они им отдают карты — компания прощает долг.

— Хорошо, — вспомнив рассказ Сани Корсакова про Дёмин клад, сказал я. — Постараюсь узнать, готовы ли они отдать бумаги.

— Кстати, передай Корсаковой, пусть она не будоражит людей. Там дом строят, Шнелле огромные бабки в него вложил. А она со своими бабульками хочет паровоз остановить. И зачем ей в политику лезть? Себе только проблемы создаёт.

Котов разлил коньяк и, подняв рюмку, посмотрел её на свет. Я решил защитить Неонилу Тихоновну.

— Она-то и есть настоящий политик, — сказал я. — Сегодня политика стала прибыльным занятием, а она поступает, как велит ей совесть.