Вячеслав Тюев - Голос из толпы. Дневниковые записи

На той же Курской дуге через каждые десять метров на своей же территории установили заграждения. Чтобы пройти в столовую, надо было преодолеть три-четыре заграждения. Из-за этого многие взводы оставались без обеда: преодолевая препятствия, солдаты расплескивали суп, и те два-три котелка, что удавалось донести, делились на всех. Так было два месяца. Зато за это время солдаты так научились преодолевать препятствия, что в атаку шли с легкостью необычайной.

Наши научились ловко подрывать проволочные заграждения. Бралась доска – на нее клалась пачка тола, сверху еще доска, все это связывалось и засовывалось под заграждения. Немцы, сидя в окопах, видят вдруг, что русские идут в атаку, и думают: дураки, мол, лезут на заграждения… Метров за сто до заграждений выделенные особо солдаты поджигали бикфордов шнур, все взрывалось. Дым от взрывов прикрывал атакующих, и они, как снег на голову, валились на немцев. Тогда по ночам немцы стали обстреливать подступы к своим заграждениям – всю ночь неугомонно трещали их пулеметы. Однако наши и тут нашли средство – что-то вроде троянских коней.

…В зимней операции под Киевом наши танки вошли под воду и на другом берегу, пробив лед, неожиданно появились перед немцами.

Подполковник Горбунов с военной кафедры. Все на нем блестит – и лысая голова тоже. Держится прямо, руки в тонких перчатках. Но как говорит! Вот образцы его речи: «Отверствие», «Слушай сюда! Нет, отставить!» (когда оговорится), «Закупляет», «К занятиям относитесь как следует быть!», «Сделал вам задание», «Ходит на четверинках», «Если песок будет на винтовке, снимите».

Актовый зал филологического факультета. Заканчивается комсомольское собрание курса. Аудитория – битком. Докладчик слабым голосом что-то читает. На задних и средних рядах – сплошной гул, каждый говорит о своем. А кто-то спит.

Председатель: «Тише, товарищи!»

Гул не смолкает.

Идут прения. В них участвуют те, кто сидит в первых рядах. Они же спорят. «Средние» и «задние» болтают. Или спят.

На первом курсе занимался только спортом, не учился, волынил. На втором году выбрали чуть ли не в профбюро курса. И стал сознательным. Укоряет нерадивых. Говорит: «В конце концов спорт – не так важно…» Лицемер! Если бы все были профоргами, то все были бы и «хорошими»? К такому активу нет уважения.

Много фальши в действиях и речах комсомольцев. Одна говорит: «Подготовка к зачету – большое дело. Ведь экзамен и зачет по существу одно и то же».

Лжет! Все знают, что лжет (экзамен – вопрос стипендии). И сама, поди, знает, что лжет. И догадывается, что остальные знают, что лжет.

На комсомольском собрании присутствует член партии. Говорит в один из удобных моментов:

– Меня не послушаете – партию послушаете. Партию везде послушают!

И столько бравады, хвастовства: я, я… А потому, что член партии.

Ремесленник про футболиста:

– Жирно ударил.

Девушка:

– Сколько народу! Прямо не могу.

Из студенческого жаргона: «кляузник» (ведомость успеваемости).

Полковник сказал:

– Вступная часть.

Но тут же поправился:

– Вступительная.

Парнишка – парнишке:

– Не бери этот камень, он ломатый.

«Милое дело» – выражение интеллигента.

«Думать надо» – в значении «наверное».

Ребячий жаргон: «по-быстрому отколоться», т. е. быстро уйти.

Ишь как насвинячил!

Парень, когда ему объясняют:

– Ясно. Чудесно!.. Понятно. Чудесно!

Прямо невозможно, прямо невыносимо.

Жаргон: «Ты не капай на меня!»

Военный: знаки приличия (явился ко мне со всеми знаками приличия).

Шалтай-болтай.

Не давай ему больше конфет! Они у него и так уже к зубам липнут.

Студент купил новый портфель и видит себя со стороны профессором. В общем, играет немножко роль. Другой – комсомольский работник. Играет роль руководителя, любуется собой со стороны… Но, кроме этой игры, один на самом деле здорово учится, другой – отличный организатор.

Все сейчас проходит под знаком мира или строек коммунизма. Гулянье – в честь мира, вахта на заводе – в честь мира или строек.

В воздухе носится угроза войны. Иногда грустно и тревожно становится.

Всегда после таких минут со злобой думаешь: пусть начнется война, простым солдатом пойду на фронт, бить буду американцев насмерть. В плен брать? Ни за что! Бить, бить и бить. А потом пусть будет жизнь. Хотя бы для потомков.

2 октября, вторник.Профсоюзное собрание курса. Председатель профбюро Максимов 25объявил, сколько присутствует, сколько отсутствует и по каким причинам:

– Начинать или нет?

– Начинать!

Избрали президиум – старое бюро и новое.

Ведет собрание Кузин 26. Объявляет: выберем редакционную комиссию и секретариат.

Выбрали.

Объявляет план проведения собрания:

– Докладчику по первому вопросу даем 50 минут.

– Меньше, – кричат озорные голоса.

На выступления в прениях дали по пять минут.

Доклад делает Максимов. Начинает читать о стройках, о внутреннем и международном положении страны (так же начинал и Вален Кузин на комсомольском собрании). Потом – как сдали марксизм-ленинизм. Говорит о значении марксизма-ленинизма. О необходимости записывать лекции. О пропущенных недобросовестными студентами часах, о двойках. Персонально и обо мне! Говорит о работе бюро, бичует себя, бюро.

После доклада все закричали:

– Перерыв!

Но все же предоставили слово для отчета председателю кассы взаимопомощи.

Потом снова закричали:

– Перерыв!

Кузин:

– Сейчас выступит еще…

– Перерыв! – орет зал.

Сделали перерыв на 10 минут.

После перерыва начали с того, что Кузин объявил:

– Н. просит ее отпустить, у нее билеты в театр.

– Отпустить! – кричат все.

Выступает Мельников. Хвалит работу Максимова:

– Максимов такой товарищ… Отличный товарищ!

– Ха-ха, – смеется зал.

– Да, – улыбаясь, продолжает Мельников, – Максимов влияет на своих товарищей. На Татищева, например.

Тут Максимов встает из‐за стола президиума и что-то шепчет на ухо Мельникову.

– Да, он на Люсю, например, тоже повлиял.

– Ха-ха, – ржет зал.

Потом Мельников оборачивается к Максимову и говорит:

– Я тебя хвалю, а погоди, и ругать буду…

Был на факультете писатель К. Симонов. Задали вопрос, здорово его смутивший:

– Вы знаете турецкий язык?

– Нет. Самед Вургун знает. Мы вместе переводили. Он давал хороший подстрочник 27.

– Думаете что-нибудь написать о студентах?

– Нет. (В зале недовольный гул.)

Сказал, что приступает к написанию пятитомного романа о войне 28.

Слышал, что студенческие стройки будут якобы запрещены: они себя не оправдывают, электростанции сооружены студентами плохо, рушатся. Например, группа строителей во второе лето переделывала то, что было сделано в первое лето.