Софья Голицына - Нам не дано предугадать [litres]

Волновала нас всех война с Турцией. С каким интересом следили мы за успехами наших войск и с каким горем и ужасом читали о наших неудачах! Наконец в 78-м году кончилась эта бойня постыдным Санстефанским миром. В июне 7-го числа 79-го года родился наш сын Владимир в Москве, а три недели спустя я со всеми детьми переехала в Петровское, на все лето опять оставив папа́ там на службе. Родился наш Вовик крупным, упитанным мальчиком. Нрава был он тихого, вообще сыновья наши были смирнее девочек, кроме Саши, который был и вспыльчив, и шаловлив. Лицом был он красивее других, впоследствии Никс очень похорошел. Миша красив не был, но был удивительно симпатичен, добродушен, и этим всем нравился.

К 10–11 годам взяли мы мальчикам гувернера-швейцарца m-r Golay, который был раньше воспитателем моего двоюродного брата Хвощинского. Прожил он у нас недолго, заболел и уехал. Немного позже взяли мы другого швейцарца, м-r Sangy. Мальчики его очень любили. Много перебывало у нас и гувернанток, но дольше всех жила у нас miss Macdonald. Жила 15 лет и уехала, когда Соня и Вера были совсем взрослые. Миша 14 лет поступил в 4-й класс гимназии Поливанова, на следующий год туда же поступил Никс. Учились оба хорошо, девочки занимались дома. Уроки Закона Божьего преподавал протоиерей Андрей Гр. Полотебнов. Любила я присутствовать на этих уроках, учил он интересно, развивал в детях душевные качества и этим напоминал мне незабвенного отца Зернова.

Вернусь к 81-му году, году скорби для России. 1 марта был убит взрывом бомбы наш Царь Освободитель! Узнали мы это лишь 2-го утром. На меня возложено было приготовить и сообщить эту весть моей belle-mere. Помню, с каким трепетом я спускалась по лестнице к ней в ее кабинет, где она пила утренний кофе. Должно быть, мое лицо выдало меня, так как она спросила, что случилось. Не помню, в каких выражениях я ей сообщила роковую весть, тут же пришли мой деверь Александр Михайлович и папа́. Она долго и как-то беспомощно плакала, приговаривая: «Mon pauvre, cher Empereur!» [64] «Мой бедный, дорогой император!» (фр.). . Подробности этого злодеяния еще не были известны, знали только, что смерть последовала не тотчас, что Царственный Мученик страдал несколько часов. Грустные, тяжелые дни тянулись для всех, многие уехали в Петербург на похороны Царя. Много надежд возлагали на молодого Царя, о политике не буду писать в этих воспоминаниях.

Заботы о детях, их ученье, успехи волновали и утешали нас. Часть лета проводили мы изредка в Бучалках, уезжали туда только на два месяца, и то это казалось вечностью для моей belle-mere, которая с грустью расставалась с любимыми внуками, особенно с Мишей. Дети да и я любили эти перемены. Бучалки нравились мне своей уютной простотой, своей сельской жизнью. Да и интереса там было больше: крупное хозяйство, леса, простор. И детям была здорова такая перемена после роскошного Петровского, где они ничего не знали о настоящей деревне с ее нуждами, нищетой и деятельной жизнью сельского хозяина.

В августе возвращались мы в Петровское, где оставались до конца сентября. Я любила возвращаться в Москву, чтобы не расставаться с папа́.

В 1883 году была коронация Александра III, к которой я с радостью готовилась. Заказала я себе придворный шлейф, для отделки которого взяла несколько уроков плетения кружева на коклюшках и сплела себе серебряных кружев на сарафан. Шлейф был бледно-голубой, кругом отделан черно-бурой лисицей, сарафан белый, атласный, отделан серебряным кружевом, на голове голубой кокошник, отделанный жемчугом и моими лучшими брошками. Бабушка Луиза Трофимовна была назначена статс-дамой и была в зеленом шлейфе, отделанном вышивками из золота. Это форма для всех статс-дам: фрейлинские шлейфы ярко-красного бархата с золотой вышивкой.

Эти шлейфы очень красивы и стоят больших денег. Эффект их в массе поразительный.

В мае приехал весь Двор, остановились в Петровском дворце. Кажется, 10-го был Высочайший въезд. Оживление города было необычайное, приехало множество иностранных принцев, все государства прислали своих представителей. Каких только не видно было костюмов на улицах, в магазинах и т. д. Тут были и французские мундиры, и английские riflemen [65] Стрелки (англ.). , и турки, и черногорцы, и греки, и персы, и Бухара. День въезда был солнечный. По Тверской шпалерой стояли войска, за ними народ. Вдруг раздался выстрел из пушки, загудели колокола, народ снял шапки, перекрестился, Царь выезжал из Петровского дворца. Не долго пришлось ждать. Издали разнеслось могучее «ура», и Царь на белой лошади показался еще издали. В золоченой карете сидела Императрица и, улыбаясь, кивала направо и налево. Карета была запряжена шестью белыми лошадьми. Кто за кем ехал, не помню, была огромная нарядная свита Государя верхами, было несколько карет с белыми лошадьми.

Гулко разносилось «ура» по улицам, всем было радостно на душе, надежда на хорошее будущее наполняла сердца. Папа́ тогда был вице-губернатором и был назначен в день коронации стоять в соборе у царских врат и расстилать какой-то ковер под ноги Царю и Царице, как вдруг он занемог, и кто-то другой его заменил для этой интересной церемонии! Мне было ужасно досадно.

15 мая я встала очень рано, облеклась в свой великолепный костюм и с бабушкой поехала во дворец. Нас, городских дам, поставили в Александровскую залу, а бабушка, как высший придворный чин, была в так называемом «зале кавалергардов», где были только придворные дамы, фрейлины и т. д. Двери внутренних апартаментов открылись, и начался Высочайший выход. Сперва шли камер-лакеи, затем камер-юнкеры, камергеры, церемониймейстеры с палочками и высшие чины Двора, всякие обер-камергеры, обер-церемониймейстеры. Затем выступал сам Царь, ведя под руку Царицу. Как она была мила в своем великолепном платье! За ними шли все великие князья и княгини, все в чудных мундирах и платьях.

Как сказочно представляется мне все это великолепие после стольких лет и какой контраст к нашей настоящей ужасной жизни с ее трудными условиями, грязью, отсутствием комфорта, культуры!

Когда Царь с Царицей появились на так называемом Красном крыльце и поклонились по древнему обычаю народу, раздалось «ура» по всей площади, колокола звонили, палили пушки, слышен был наш дивный гимн. Не забыть этих минут никогда. Мы, городские дамы, стояли на балконе дворца и все были взволнованы чудным зрелищем. У многих из нас блестели слезы… Незабвенный день!

Когда кончился обряд коронования, из Успенского собора величественно вышел Царь, под балдахином, в короне, горящей алмазами, со скипетром в руке, в царской мантии! Он был изумительно хорош. Царица следовала под другим балдахином, тоже в мантии и короне. Но как мелка казалась она в сравнении с ним. Из одного собора в другой переходили они, прикладываясь к мощам, шли по красному сукну, толпа их тесно окружала, оглушая криками «ура». Звон большого колокола на Иване Великом заглушал ликование народа, а синее майское небо и яркое солнце дополняли картину. Мы, дамы, после завтрака в различных комнатах дворца опять высыпали на Красное крыльцо и видели всю эту картину, и радостно бились наши русские сердца!