Софья Голицына - Нам не дано предугадать [litres]

Обед Царей происходил в Грановитой палате. Сидели они рядом, Царь с Царицей, и высшие чины Двора подавали им блюда, наливали вино. Не раньше 3 часов кончился весь церемониал этого утомительного дня. На следующий день был куртаг [66] Приемный день в царском дворце. (Прим. ред.) . Вечером поехали мы во дворец опять в русских платьях. Красиво, тысячью огнями горели роскошные залы. Электричества тогда еще не было. Начался полонез при звуках польского из «Жизни за Царя». Опять в том же порядке, как при выходе, вышли из своих апартаментов Царь с Царицей, все великие князья, все иностранные принцы и представители различных Дворов и попарно шествовали по залам, кланяясь нам, стоящим на их пути. Красивы были различные мундиры, бухарские халаты, персидский принц с бриллиантами повсюду.

Я вышла на террасу любоваться Москвой. Была чудная теплая ночь.

Иллюминация была поразительна. На фоне неба виднелся купол храма Спасителя, окаймленный огнями, фейерверки блистали повсюду, посылая снопы света во все направления…

Был бал у кн. Долгорукова и в Собрании. Нас постоянно посещали разные высочайшие особы, великие князья, которых бабушка всегда приветливо и ласково принимала. После всех торжеств уехали мы в Петровское, где мирно и тихо прошло лето. Папа́, как вице-губернатор, не мог часто приезжать. Забыла еще упомянуть о baisesmain [67] Целование ручки (фр.). , это произошло в один из дней после коронования. В Андреевском зале Императрице представлялись все дамы, начиная с высших чинов. Царица, стоя, давала целовать свою руку. Церемониймейстеры нас поставили каждую по рангу, так мне пришлось идти и нести шлейф жены губернатора. Не доходя до Царицы, нужно было опустить этот шлейф и уже издали сделать три реверанса. Третий совсем близко от трона. Царица протягивала свою руку знакомым дамам, она не давала целовать, а наклонялась и говорила несколько слов. Помню то чувство робости при этой церемонии. Я боялась не вовремя выпустить шлейф губернаторши, споткнуться, приседая, и многих других ужасов, но все сошло благополучно.

Уединение Петровского благотворно подействовало на нас, хотя папа́ по службе только приезжал отдыхать по субботам и оставался до понедельника утром. В его отсутствие я, конечно, бывала больше с детьми, играя и занимаясь с ними у избушки. Соседей было тогда мало, наезжали Голицыны из Никольского, Хвощинские из Власихи. В Архангельском Юсуповых еще никого не было. На следующий год они водворились в этом чудном имении и постоянно туда приезжали.

Наш Миша начал с зимы серьезно учиться, ему минуло 10 лет. Он был милый, добродушный, не капризный, Никс был плакса, за что нередко сидел взаперти, пока не перестанет хныкать. Не помню, чтобы Соня когда капризничала, она удивляла всех своим милым, приветливым нравом. Улыбка ее была обворожительна, она вся смеялась, глаза также смеялись, и долго сохранила она эти милые смеющиеся глаза – до смерти своего первенца, тогда выражение их изменилось.

В 1884 году ничего особенного не было. Летом приехал в Москву только что женившийся на Елизавете Феодоровне из Гессенского Дома вел. кн. Сергей Александрович. Наш генерал- губернатор, кн. Долгоруков, по этому случаю дал обед, на который мы были приглашены. Великая княгиня поразила всех своей красотой, манерой держаться просто и с достоинством. Она была со всеми любезна, приветлива, не могу того же сказать о Сергее Алекс. Природная ли робость или гордость, но он держался высокомерно и не любезно. Когда же я его больше узнала, то убедилась, что это не надменность, а страшная застенчивость, часто ему вредившая.

Из Москвы молодая чета переехала на все лето в Ильинское.

В Петровское они быстро пожаловали, Сергей Алекс. хотел представить свою жену бабушке Луизе Трофимовне. Приехали они вдвоем, без свиты, гуляли по аллеям, пили чай. Познакомились со всеми нашими детьми. Вел. княгиня особенно любовалась Вовиком, его кудрями. Посадила его к себе на колени и заставила считать пуговицы корсажа. В продолжение лета приезжали они к нам часто. Обыкновенно около 4 часов въезжала во двор вереница экипажей – они и свита, – и буфетчик знал, что нужно готовить самовар. Осенью устроил управляющий Петровского ловлю рыбы с острогой, и мы пригласили на это зрелище ильинских соседей. Была темная тихая августовская ночь. Спустились мы с ними к реке и, в полном молчании усевшись в большую плоскодонную лодку, отчалили от берега, не гребя. На одном конце лодки было укреплено нечто вроде сетки с горящими ветками и углем. Этот костер освещал дно реки. Рыба спала на дне головой против течения. Вооружившись острогой, управляющий Иван Алексеевич ловким движением опустил ее в воду и вытащил первую рыбу. Он ловчее всех ловил, и к концу нашей прогулки у него в корзине было порядочно рыб всяких сортов и величины. Эта ловля очень понравилась вел. князьям. Вернулись мы около 1 часа ночи и, придя домой, нашли вкусный ужин, но бабушка уже легла спать. Это удовольствие повторялось несколько раз. Летом следующего года, т. е. в 85-м году, жители Ильинского устроили домашний спектакль. Поставили хорошенькую комедию «Шалость» и мне дали главную роль молодой девушки Лики. Говорят, я играла недурно. Играли вел. кн. Сергей и Павел Александровичи, Константин Константинович, его адъютанты, Зеленый и барон Шиллинг, наша соседка по имению княжна Голицына и я. Репетиции начались 1 сентября, спектакль состоялся 16-го. Мне пришлось и писать декорации, Неаполь с Везувием. Мне помогала великая княгиня, что очень нас сблизило. Вообще, и репетиции то в Ильинском, то у нас, чуть не каждый день, очень сблизили всю нашу труппу. Я очень подружилась с Константином Константиновичем. Эта дружба продолжалась до его кончины. Он нас обоих искренно полюбил, относился к нам как человек, а не как великий князь, чего я не могу сказать про Сергея Алекс., у которого титул великого князя затмевал простые чувства и отношения. Павел Александрович был в полном смысле ничтожество. Ни образования, ни чуткости в нем не найти. Великая княгиня была всегда одинакова, приветлива, мила. В ней было много немецкой Schverencrei [68] Тяжеловесность (нем.). . Но с этим практичный ум, мягкость в обращении, шарм и женственность.

Их свиту составляли: гоф-мейстерина – умная и приятная, уже седая, баронесса Пилар, фрейлина – хорошенькая кокетка княжна Лобанова. Граф Стенбок заведывал Двором, затем Степанов и Балясный – адъютанты, позже Джунковский, Гадон и кн. Юсупов. Летом виделись мы очень часто, устраивались пикники, прогулки и т. д.

В дни именин Сергея Алекс. и Елизаветы Феодоровны устраивались танцевальные вечера, выписывались кавалеры из Петербурга и Москвы. У кн. Юсупова был бал в русских простых костюмах, т. е. просто оделись бабами и мужиками, все должно было быть ситцевое. Костюмы эти некоторым очень шли, но не мужчинам, которые выглядели далеко не элегантными. Чудные залы великолепного дома в Архангельском, полагаю, были очень удивлены видеть наши скромные костюмы – там, где в былые годы носили фижмы и пудреные парики. Но тем не менее мы очень веселились и плясали от всей души.