Екатерина Глаголева - Рокфеллеры

Газетчики потирали руки: какая тема! Пастор Генри Крабб из Объединённой пресвитерианской церкви написал осенью в «Буффало ивнинг телеграф»: «С большим сожалением вынужден сказать, что он развратный, похотливый человек. Он так и не женился и известен своим дурным поведением с женщинами. <...> Я искренне и горячо молюсь о том, чтобы он не стал нашим новым президентом».

Но у Кливленда нашлись и защитники: подумаешь, грехи молодости, с кем не бывает. (Все как-то забыли, что Кливленд в то время был уже далеко не мальчиком). Побочный ребёнок — совсем не то что подкуп конгрессменов. Генри и Оливер Пейны передали 170 тысяч долларов на предвыборную кампанию кандидата от демократов. В итоге Кливленд победил с перевесом в две тысячи голосов, и демократы дали свой ответ на вопрос из песенки-дразнилки: «Мама, мама, где мой папа? — В Белом доме, ха-ха-ха!» Газеты теперь расписывали прелести невесты Кливленда Фрэнсис Фолсом — дочери его лучшего друга, на 27 лет моложе будущего мужа. Впервые в Белом доме сыграли свадьбу. Мария Халпин вторично вышла замуж, а её сын сменил имя и стал Джеймсом Кингом-младшим. Уильям Уитни, прозванный в прессе «Угольно-нефтяным Билли» вместо поста министра внутренних дел получил должность морского министра, чтобы не давать пищи для слухов, что «Стандард ойл» будет через него прибирать к рукам государственные земли. Он вместе с женой переселился в Вашингтон и занялся строительством стального флота. Оливер Пейн пожелал удалиться на покой и вышел из правления «Стандард ойл». А оно 1 мая 1885 года переехало в новое здание по адресу: Бродвей, дом 26, потратив на это почти миллион долларов.

Десятиэтажный дом в неоклассическом стиле, построенный по проекту архитектора Фрэнсиса Кимболла, протянулся на 26 метров между Бродвеем и Нью-стрит; это была массивная гранитная крепость. Внутри — сдержаннороскошная отделка: столы из красного дерева, ковры горчичного цвета. Никакой суеты, строгая деловая атмосфера. Служащие инстинктивно приглушали голос, словно находились в святилище. При этом были приняты меры безопасности: дверные замки снабдили «секреткой», которую нужно было повернуть большим и указательным пальцами, прежде чем нажать на ручку; непосвящённый оказался бы в ловушке — ни выйти, ни войти. Офисы снабдили стеклянными перегородками до самого потолка, сквозь которые ничего нельзя было разглядеть.

Окна кабинета Рокфеллера выходили на юг и на восток, из них открывался чудесный вид на порт. Но на самом деле Джон Д. видел отсюда гораздо дальше: агенты обширной шпионской сети получали информацию от бакалейщиков, фрахтовщиков, мелких служащих и передавали «в центр» точные данные о каждом барреле нефти, проданном независимыми производителями (один кливлендский нефтепереработчик случайно обнаружил, что «Стандард ойл» платила его бухгалтеру 25 долларов в месяц, чтобы тот оставлял информацию о поставках в почтовом ящике № 164 на городском почтамте); месячные доклады подшивались в папки, папки ставились в шкафы. Весь североамериканский континент разделили на 11 округов; «пограничные инциденты» улаживал комитет по внутренней торговле. Каждый полдень исполнительный комитет собирался на обед в комнате на верхнем этаже, украшенной охотничьими и рыбацкими трофеями, тоже с видом на порт. Выглядело это весьма символично: правители мира, практически небожители... Получить приглашение на обед за длинным столом — всё равно что получить пропуск в высшие сферы. На обед являлись в шёлковых цилиндрах, фраках и перчатках; за каждым из директоров было закреплено место. Рокфеллер уступил место во главе стола Чарлзу Пратту — самому пожилому члену руководства, хотя тот часто вступал с ним в спор; по правую руку от Пратта сидел Флаглер, потом Рокфеллер и Арчболд. Джон Д. часто говорил, что Наполеон не достиг бы успеха без своих маршалов. Кто здесь Наполеон, было понятно. «Я видел заседания правления, когда возбуждённые люди богохульствовали и делали угрожающие жесты, — вспоминал один из директоров, — но мистер Рокфеллер, оставаясь в высшей степени учтивым, главенствовал в кабинете». Иногда после обеда он мог прилечь вздремнуть на кушетку, находившуюся здесь же, в комнате правления. Заседание продолжалось; Джон Д. лежал с закрытыми глазами и ровно дышал, а потом раскрывал глаза и высказывал какое-нибудь предложение.

Уже в 1885 году словосочетание «Бродвей, 26» стало символом богатства и власти, хотя название компании «Стандард ойл» на фасаде не значилось.

Большое богатство — это большое бремя,

великая ответственность. Оно неизменно

оказывается одним из двух: либо огромной

благодатью, либо огромным проклятием.

Человек не должен поклоняться идолам,

а накопление богатства — один из

худших видов идолопоклонства! Никакой

кумир так не оподляет, как преклонение

перед деньгами! За что бы я ни принимался,

я должен проявлять в этом неумеренное

рвение, а посему мне следует с осторожностью

выбирать такую жизнь, чтобы она была

самой возвышенной по своему характеру.

Продолжать и далее отягощать себя

заботами о делах, когда почти все мои мысли —

о том, как сделать больше денег за меньшее

время, может погубить меня без надежды

на спасение.

Преподобный Огастус Стронг, выпускник Йельского университета, после Гражданской войны семь лет служил пастором в Первой баптистской церкви Кливленда; именно он исполнил погребальный обряд над маленькой Алисой Рокфеллер, скончавшейся в 1870 году. Два года спустя он уехал на восток и возглавил Рочестерскую богословскую семинарию — цитадель баптизма. На это учебное заведение Рокфеллер за несколько лет пожертвовал полмиллиона долларов — из уважения к Стронгу, которого продолжал поддерживать материально. Потом преподобный вернулся в Кливленд, и его дети были в числе избранных, допускавшихся в Форест-Хилл. Детям Рокфеллера особенно нравился его старший сын Чарлз, родившийся 28 ноября 1862 года, — высокий, красивый кудрявый брюнет, декламировавший им баллады, взобравшись на дерево. Чарлзу сначала пришлась по душе Альта, но потом он переключился на Бесси; его брату Джону больше подходила Эдит; Джон Рокфеллер-младший влюбился в Мэри Стронг, которая была старше его на десять лет; правда, чуть повзрослев, он стал писать нежные письма её сестре Кейт, называя её «дорогой сестрёнкой».

Благообразный, серьёзный, остроумный и обаятельный, но при этом строгий и деспотичный доктор Стронг вбил себе в голову, что должен создать в Нью-Йорке, в районе Морнингсайд-Хайтс, баптистский «университет будущего» (по образцу частного исследовательского университета Джонса Хопкинса, основанного в Балтиморе, штат Мэриленд, в 1876 году), чтобы молодым баптистам не надо было поступать в Гарвард, Йель или Принстон. Туда будут принимать молодых учёных и самых лучших студентов-баптистов со всей страны, а целью будет защита веры от наступающего модернизма — в этом Стронг видел свою «божественную миссию». Деньги на университет должен был дать, разумеется, Рокфеллер, — подумаешь, каких-то 20 миллионов. Рокфеллер, может, и дал бы, если бы ему просто намекнули и позволили спокойно подумать; но когда начинали требовать, он отвечал отказом. Проницательный Джон Д., при всём почтении к Стронгу, разглядел под покровом «божественной миссии» малоприглядное личное честолюбие и наложил мораторий на обсуждение этой темы.