Иван Просветов - Вербовщик. Подлинная история легендарного нелегала Быстролетова

Не вскоре – шестеренки системы вращались медленно – но долгожданный день настал. 20 октября 1954 года в 11 часов утра он переступил порог лагерного управления и направился с такими же счастливцами на вокзал. В кармане телогрейки лежала драгоценная справка: «Освобожден по определению Омского областного суда в порядке ст. ст.457-462 УК РСФСР по болезни». С собой Быстролетову выдали билет на проезд до Москвы, 16 рублей на питание в пути и 496 рублей заработка, накопившегося в лагерной кассе. Что с ними можно позволить себе на воле, он не представлял. Знал только, что газета «Правда», по которой на больничной койке заново учился читать, стоит 20 копеек.

«Настала ночь – первая ночь на воле под мерный стук колес, уносящих нас на запад… Я проводил рукой по простыне и одеялу, желая вызвать в себе ощущение восторга, бурной радости, упоения. Но ничего этого не было. Меня переполняла тревога. Куда я еду? Что со мной будет? Как меня встретят люди, которые меня не знают и, вероятно, знать не хотят? Что будет дальше? Ведь я не могу работать… Я не могу содержать себя, кормить, обувать и одевать, найти комнату и заработать деньги для ее оплаты… И еще: я не полноправный гражданин, а лишенец – куда ни сунусь, всюду будет отказ!..

По прибытии в Москву я выполз на ступени Казанского вокзала. Голова так кружилась от волнения и усталости, что пришлось опереться рукой о стену… Постовой милиционер заметил меня.

– Ты оттуда?

– Оттуда.

– Так давай отселева к такой-то матери, слышь? В момент, чтобы духу не было!»

Хорошо, что он представлял, к кому идти – по настоящему адресу.

Об этой женщине Быстролетов всегда говорил с неподдельным благоговением. Как о спасительнице, удержавшей на краю пропасти в лагере, помогшей вытерпеть Сухановскую тюрьму – одна мысль о любящем человеке придавала силы – и выходившей, когда бывший з/к О-837 разбитым инвалидом вышел на волю.

Они познакомились в Суслово, буднично:

«– Разрешите? У меня направление в женское отделение…

Невысокая женщина с нежно-белой прядью над моложавым лицом подала мне бумажку и устало садится на второй табурет… Вся фигурка, маленькая и стройная, напоминает что-то далекое, забытое…

“Какое породистое, хоть и измученное лицо”, – думал я, разглядывая ее исподлобья». [386] Пир бессмертных. Т. II. С. 203.

Оказалось – москвичка, сотрудница Института авиационных материалов. Член семьи изменника родины: ее муж, военный инженер-танкист, отбывал срок в Ухтпечлаге. После осмотра и выдачи лекарства Анна Иванова попросила сохранить принесенную коробку растворимого кофе – свое единственное богатство: «Я иногда приходила бы и делала себе кружку». Из жалости Быстролетов взял ее на концерт лагерной самодеятельности – посмотреть на обстановку и познакомить кое с кем. А дальше…

Одиночество для него кончилось: появился человек, с которым он вместе садился за стол. В лагере, где еда – это радость, наивысшим доверием считалось делить ее на двоих.

У Анны Ивановой была не менее бурная молодость: дочь херсонского помещика, рисковая по характеру, она в гражданскую войну втянулась в борьбу за новую жизнь, была у красных в конной разведке, расстреливалась белыми, уцелела, потом служила в штабе одной из буденновских дивизий, а когда отгремели все грозы и развернулось строительство той самой новой жизни, выучилась на инженера-химика. Она гордилась своей работой и верила в будущее, пока в 1942 году не пришли за мужем.

Законы притяжения душ до конца не изучены. Иногда всё начинается с первого взгляда. Иногда люди долго не решаются открыться друг другу. Здесь, после знакомства в больничном бараке, вдруг вспыхнул огонек, постепенно, но уверенно разгоравшийся и согревавший тех, кто его породил.

«Мы стояли у печки над теплым чайником и делали вид, что греем руки. В темноте наши пальцы иногда встречались. Самые кончики. Коснутся – и сейчас же пугливо отскочат назад, чтобы сейчас же снова начать игру…» [387] Там же. С. 279.

Самый близкий человек – тот, рядом с которым ты можешь быть самим собой, ничего не опасаясь. Кто знает значение слов «в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии». Быстролетов почувствовал, какая это великая сила – любовь у края могилы.

Оба немножко стеснялись сложившихся отношений, но весной 1945 года Анна получила весточку от мужа: он прощался – писал, что тяжело болен и медленно умирает, просил ее не ждать и устраивать свою жизнь.

Анечка освободилась в июле 1947-го, и Дмитрий Александрович проводил ее до ворот. На прощанье сказала уверенно: «Увидимся в Москве». Вскоре сообщила, что благополучно устроилась инженером в лаборатории военного завода на Алтае. Затем нашла место на Тамбовском котельно-механическом заводе. Каждый месяц выкраивала из своей скромной зарплаты немножко денег для перевода в Суслово. Потом письма и переводы прекратились: адресат оказался в спецобъекте, отправитель – на строительстве Волго-Донского канала. В апреле 1950 года Анну Иванову вновь арестовали (чекисты просеивали и проверяли бывших «контриков»), и в надежде получить малый срок она призналась в хищении социалистической собственности – бутыли спирта. В сентябре 1952-го ее досрочно освободили за высокие производственные показатели и хорошее поведение, сняли вторую судимость и на пару лет оставили вольнонаемным инженером. Благодаря своей настойчивости Анна выяснила новый, озерлаговский адрес Дмитрия. В Москву она вернулась чуть раньше Быстролетова.

«На улице я издали замечал милиционеров и чекистов и проходил мимо – не очень, правда, уверенно, но проходил, – и с каждым днем всё больше и больше убеждался, что, мол, ничего, всё нормально, никто меня не трогает, – вспоминал Дмитрий Александрович. – Но у меня в нагрудном кармане лежал документ об освобождении, и в нем значилось, что я – досрочно выпущенный из лагеря по болезни шпион, террорист и заговорщик. Преступник, лишенный гражданских прав и не имеющий разрешения проживать в Москве… Анечка начала искать работу. Предложения сыпались со всех сторон: опытный инженер нужен всюду. Но когда дело доходило до биографии и выяснялось, что она не одна и на ее полном иждивении находится досрочно освобожденный из лагерей шпион и террорист, то энтузиазм работников отдела кадров внезапно сменялся вежливой холодностью и кончался просьбой наведаться позднее, когда-нибудь, в неопределенном будущем». [388] Здесь и ниже воспоминания Д.А.Быстролетова цитируются по книге «Трудный путь в бессмертие».

Анна не держалась за столичную квартиру, где со своим мужем жила дочь, выросшая под чужим влиянием, без матери, и потому равнодушная к ее нынешним заботам.