Коллектив авторов - В боях за Молдавию. Книга 3

…295-й стрелковой дивизии, только что вышедшей из боев за ваду-луй-водскую излучину, 31 мая было приказано срочно выступить из-под Дубоссар в район Ташлыка и Бутора.

…Пехота шла нестройными колоннами. На конной тяге тащились артиллерийские батареи.

Полковник Свиридов, начальник штаба дивизии, сидя за рулем трофейной «татры», вновь и вновь перебирал в памяти события последних дней.

На карте хорошо видно: у Дубоссар Днестр поворачивает на девяносто градусов и течет на запад, у поселка Ваду-луй-Водэ вдруг круто забирает в обратную сторону и возвращается к Григориополю. «Мешок», «аппендицит» — так звали излучину солдаты — имеет километров пятнадцать в длину и от трех до шести километров в ширину.

До середины мая вход в «мешок» контролировали немцы. Излучина была единственной землей, принадлежавшей им на левом берегу. 14 мая 34-й гвардейский корпус 5-й ударной армии прорвал оборону противника на участке между Дубоссарами и Григориополем и стал очищать от врага излучину.

295-я дивизия участвовала в освобождении села Дороцкое. Советские солдаты дрались дерзко. В дивизии об этих днях уже рассказывали легенды.

…Против шестидесяти солдат 1038-го стрелкового полка, штурмом овладевших господствующей высотой, немцы бросили свыше батальона пехоты, штурмовые самоходные орудия, пикирующие бомбардировщики. Помощник начальника штаба полка капитан Русин, возглавивший группу, приказал подпустить цепи пьяных автоматчиков ближе, потом с тридцати метров на врага обрушился шквал пулеметного огня, в наступающих полетели гранаты. Немцы дрогнули, залегли. В это время поднялся сержант Шубин, крикнул:

— За мной, товарищи! Ура!

И горстка смельчаков бросилась в контратаку…

Полковник переключил скорость, «татра», глухо заскулив, полезла в гору.

В целом бои в излучине, как он сейчас это понимал, были не совсем успешными. Немцы, обороняясь, спешно переправили сюда моторизованные подразделения двух танковых дивизий, в районе излучины оказалось много артиллерии и авиации. Очевидно, часть этих сил противник снял из-под Шерпен, где героически дрались за плацдарм гвардейцы восьмой армии.

Как там сейчас, у Шерпен?

«Татра», обогнав колонну машин медсанбата, выскочила, наконец, на вершину холма. Полковник выключил мотор, вышел из машины.

Жестоко светила луна. В молодой траве трещали кузнечики. Был как раз тот час суток, когда степь, накаленная за день, еще не успела остыть, но уже дышалось легко — уже тянулись вдоль балок, умывая траву, туманы.

«Погода, кажется, установилась». Полковник жадно втягивал в себя теплый, пропахший травами воздух.

В нескольких километрах, по-видимому, на правом берегу Днестра, простучала пулеметная очередь.

Через минуту «татра», поднимая легкую пыль, нырнула в темную балку.

По дороге тянулись колонны. Увидев машину начальника штаба, солдаты по привычке подтягивались и поправляли пилотки.

Начальник штаба был со всеми строг, никогда не прощал оплошностей. Несмотря на это, Свиридова в дивизии глубоко уважали, потому что был он не только большим мастером своего дела, а и человеком справедливым, волевым, храбрым.

Недавно в Северной Таврии, у реки Молочной, произошел такой случай.

Полки, развивая наступление, вели бои уже во второй полосе обороны противника, все шло хорошо, как вдруг в штаб дивизии передал по рации начальник штаба 1038-го стрелкового полка майор Литвинов:

— Не вижу соседа справа.

Свиридов посоветовал ему глядеть получше, но через минуту позвонил начальник штаба 1042-го майор Белодедов:

— Не вижу соседа слева.

Произошло неладное — полки на стыке потеряли друг друга. Было очевидно: противник, контратакуя, вклинился в полосу нашего наступления. Это могло плохо кончиться для дивизии.

Полковник передал связисту:

— Передай, сейчас приеду, помогу им найти друг друга. Сел в машину. Когда подъехал к передовой, увидел: немцы, действительно, теснили небольшой отряд, с трудом сдерживавший натиск противника. Вот-вот они прорвут жидкую цепь залегших советских солдат.

Спасти положение могла только дерзкая контратака.

Полковник расстегнул шинель и, вытащив из кобуры пистолет, пошел навстречу немецким автоматчикам.

Очередь прошила левую полу шинели. Потом упал шедший справа адъютант. Потом…

Потом Свиридов услышал, как над балкой взметнулось «ура». Навстречу немцам, обгоняя полковника, рвались солдаты — те самые люди, в чьих глазах он только что видел отчаяние и страх.

В считанные минуты немцев не стало.

…Впереди, высвеченная луной, вилась дорога. По краям ее росли сады. Стояла тихая ночь, и трудно было поверить, что совсем рядом, у реки, притаилась, как зверь в укрытии, война.

Восточная кромка горизонта стала заметно светлеть. Через минуту показались силуэты крестьянских хат.

Ташлык.

…Командир дивизии генерал-майор Дорофеев только что закончил разговор по телефону с одним из командиров полка. В землянку, отвернув полу плащпалатки, служившей «дверью», вошел адъютант.

— Товарищ генерал, к вам офицер из штаба корпуса.

Офицер привез пакет, опечатанный пятью сургучными печатями. Дорофеев сорвал печати. В конверте лежал приказ: в течение дня подготовиться к переправе на Шерпенский плацдарм.

Адъютант, предчувствуя важность полученного сообщения, молча следил за генералом.

— Позовите полковника Свиридова…

На другое утро командиры батальонов переправились на правый берег, чтобы произвести рекогносцировку своих будущих участков обороны. Методически те несколько километров реки, что окаймляли Шерпенский плацдарм, обстреливались минометным огнем противника. Но оба берега Днестра (здесь до 1940 года проходила Государственная граница) были обсажены высокими тополями, в некоторых местах на правом берегу были небольшие лесные рощицы, поэтому обстреливать переправы противник начинал, руководствуясь скорее интуицией, чем знанием того, что делается на реке.

Командиры переправились без приключений.

Первыми из дивизии на «малую землю» поплыли Герой Советского Союза подполковник Акопьянц, заместитель командира 1040-го стрелкового полка, с командирами батальонов майорами Героями Советского Союза Кутеповым и Добросоцких и капитаном Резниченко.

Днестр прибавлялся на глазах. Упругое течение разворачивало нос лодки, и солдат-проводник делал торопливые, сильные гребки.

Солнце всходило над Ташлыком и Бутором, когда они ступили на крутой, поросший редкой молодой травой правый берег. Прямо к обрыву подступала узкая полоска леса, за ней на плацдарм шла отрытая в полный профиль траншея.

Акопьянц, перед тем как прыгнуть в траншею, осмотрел впереди лежавшую местность.