Коллектив авторов - В боях за Молдавию. Книга 3

Капитана Ермуратского, раненного осколком разрывной пули в лицо, вынес с поля боя великан-грузин.

Месяц назад, во время боев в ваду-луй-водской излучине, группа разведчиков их дивизии прорвалась за Днестр и отвоевала на правом берегу небольшой плацдарм. Рядом с командиром отряда дрался агитатор политотдела дивизии майор Ермуратский…

Луконин знал Ермуратского. Знал достаточно для того, чтобы понимать: майор не обрадуется отдыху на левом берегу. На переднем крае, в самом пекле боев, агитатор политотдела был как дома. Здесь он мстил за поруганную оккупантами родную землю, за товарищей, расстрелянных в бурьяне в той приднепровской степи, за друзей, погибших на переправе через Дон, за матросов-десантников, трупы которых он видел у элеватора в только что освобожденном Николаеве…

Над передним краем, у Шерпен, трассирующими пулями дал длинную очередь немецкий пулемет.

— Счастливого пути, майор.

Луконин вошел в землянку.

Утром, не успели командир дивизии и Луконин расположиться позавтракать, у входа в блиндаж остановился в новом солдатском обмундировании молодой лейтенант в очках.

— Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться к подполковнику Луконину.

Луконин с интересом посмотрел на вошедшего.

— Лейтенант Голденко прибыл в ваше распоряжение, — доложил лейтенант и протянул полковнику предписание из штаба армии.

— Садитесь, лейтенант.

…Они проговорили долго. Голденко рассказал, как воевал, как уже однажды побывал на Шерпенском плацдарме, как был ранен…

— Где вы получили военное образование? — Луконин, слушая умный, лаконичный рассказ Голденко, все больше проникался к нему симпатией.

— Кончил Ленинградское военно-политическое училище.

Начальник политотдела на несколько секунд задумался. Потом предложил:

— Как вы отнесетесь к должности старшего инструктора по работе среди войск противника?

Луконин открыл полевую сумку, достал листовку, подготовленную политуправлением фронта и предназначавшуюся для передачи немцам, молча протянул ее лейтенанту. Голденко быстро прочитал, потом сказал просто, как будто предложение Луконина его нисколько не удивило:

— Хорошо, товарищ подполковник. Разрешите опробовать технику…

В сопровождении диктора окопной радиоустановки Голденко в ту же ночь пробрался по ходам сообщения на передний край.

Так на Шерпенском плацдарме появился еще один вид оружия.

…Луконин часто присутствовал на партийных собраниях, когда людей принимали в партию. Слушая выступающих, всматриваясь в знакомые и незнакомые лица, он мысленно вновь проходил по бесконечным дорогам войны — тем, что проделала за три года дивизия. Эти дороги начинались на Украине и вели под Сталинград, оттуда — на снежные перевалы северного Кавказа, дивизия наступала по Кубани и степям Приднепровья, брала Херсон, Николаев, Одессу… И в самые тяжелые для дивизии дни партийные собрания, как правило, начинались с разбора заявлений: «Прошу принять меня в ряды коммунистов…»

…— Поступило заявление о приеме в кандидаты ВКП(б) от командира четвертой батареи старшего лейтенанта Ашихина Дмитрия Михайловича…

Из угла землянки поднялся, улыбнулся широкой доверчивой улыбкой стройный широкоплечий офицер. На комбате была выцветшая гимнастерка, над карманом сверкал орден Красной Звезды.

— Расскажите, Дмитрий Михайлович, о себе.

Луконин, устроившись у входа в землянку, поудобнее уселся на самодельной табуретке.

Ашихин однажды уже рассказывал автобиографию — когда его принимали в комсомол. Было это в тбилисской школе лет пять назад. Тогда он встал, руки по швам, и начал рапортовать: «Я, Ашихин Дмитрий Михайлович, родился в 1922 году в селе Каменское Воронежской области…»

Через минуту ему было нечего говорить, в классе наступила неловкая тишина…

Дмитрий вспомнил об этой тишине, и ему, как тогда, вдруг стало страшно.

Вышел на середину землянки, оглянулся. Кому здесь рассказывать автобиографию? Может, дружку, комбату второй батареи старшему лейтенанту Лазареву?

Вспомнил, как вместе с Лазаревым переправлялись на Шерпенский плацдарм. Было это в те дни, когда полки еще только закреплялись на «малой земле». Командование дивизии перебрасывало туда две батареи, чтобы использовать их для стрельбы прямой наводкой.

Комбаты первыми шли на правый берег — выбрать наблюдательные пункты и огневые позиции. Взяли рацию, двух разведчиков, четверых связистов. С наступлением сумерек спустились к реке. Недавно прошел дождь, и ноги у берега скользили по жидкой глине. Над рекой стоял густой, низко стлавшийся туман.

Неожиданно по переправе открыла огонь артиллерия противника. Стреляли две автоматические зенитные пушки — наши солдаты за лающий звук звали их «собаками».

Прыгнули в какую-то грязную канаву, притаились. Разрывы между тем все ближе подбирались к их укрытию, по всей реке разносилось визжащее тявканье.

Лазарев, спрятав спичку в ладошки, прикурил.

— Так и будем лежать, Митя?

Этот худощавый, невысокого роста старший лейтенант был на редкость смелым и хитрым. Но, видно, и он пока ничего не мог придумать.

Дмитрий выглянул из укрытия. Там, где еще недавно стояла их лодка, ничего не было — лодка или утонула, или уплыла.

— Лазарек, иди к начальнику переправы за лодкой, а я постараюсь раскусить «собак»…

Лазарев ушел.

Дмитрий лежал под осколками рядом рвавшихся снарядов и думал о том, как это пехота ухитряется регулярно переправлять на плацдарм боеприпасы и продовольствие, а оттуда — раненых? Потом стал считать разрывы.

Когда Лазарев с солдатами приволокли лодку, Ашихин уже разгадал метод стрельбы «собак».

— Стреляют через пять минут, прицелы — в шахматном порядке, после двух выстрелов дают один залп по центру…

Спустили лодку на воду.

Залп ударил по левому берегу, когда они уже приставали к правому.

С той ночи, когда они чуть не погибли под осколками в слепую бившей немецкой артиллерии, Ашихин сблизился с Лазаревым, да и тот после этого стал чаще заглядывать «попить чайку» к командиру четвертой батареи.

Так теперь Лазареву нужна его, Ашихина, автобиография?

— …Я, Ашихин Дмитрий Михайлович, родился в 1922 году в селе Каменское Воронежской области. До войны окончил школу в Тбилиси, поступил учиться в Тбилисское артиллерийское училище. Воюю с апреля 1942 года… От Харькова до Сталинграда отступал. На Дону стал командовать батареей…

Луконин, посмотрев на вспотевший лоб старшего лейтенанта, подбодрил его:

— Расскажите, комбат, подробнее о боях в Сталинграде… Ашихин повел глаза на полковника и снова по-мальчишески улыбнулся.

— Дважды получал я там по четыре орудия и дважды их разбивал противник. Правда, и мы тогда побили немало танков. Потом нас бомбила немецкая авиация, за ней пошли в атаку танки, смотрю, на моей батарее в живых — я да еще два солдата. Немцы окружают, а мы втроем стоим у прицелов, стреляем. Потом я остался один — с пистолетом. Что, думаю, делать? Сдаться в плен? С пистолетом броситься на врагов и погибнуть? Попытаться спрятаться? Решил я, что умирать еще рано, не все счеты с немцем сведены… В течение трех месяцев блуждал по немецким тылам, пока не вышел к своим у станции Тихорецкой на Кубани. Участвовал в освобождении Кубани и Таманского полуострова. Остальное — уже в этой дивизии…