Евгений Беркович - Пятая жизнь. Предварительные итоги в вопросах и ответах

Короче, после года безуспешных усилий продолжать работу в университете, пришлось уйти и начать новую жизнь, теперь уже разработчиком больших информационных систем. Этим я занимался и в Москве, и в Ганновере, после переезда в Германию в 1995 году.

Вы и сейчас работаете в той же немецкой фирме, куда попали после приезда в новую страну?

В Германии во всех государственных компаниях по достижении пенсионного возраста (тогда он был 65. сейчас 67 лет) контракт с работником прекращается. И я стал пенсионером после почти 15 лет работы в крупнейшем немецком научно-исследовательском институте, занимающемся разработкой информационных банковских систем и моделей финансовой математики. Так что этот период деятельности для меня закончился.

Сказать то же самое о математике я не могу, ибо математика — это нечто большее, чем профессия. Мне нравится выражение, которое я не раз повторял в разных интервью: «математика — это порода, нельзя быть бывшим математиком, как невозможно стать бывшем пуделем». Сталкиваясь с новой жизненной ситуацией, я невольно в голове строю ее математическую модель. Так мне легче с ней разобраться.

Математика вносит в мир порядок и понимание.

Теперь о других видах деятельности, которые Вы назвали. «Публицист» ко мне плохо подходит, я не откликаюсь регулярно в печати на актуальные проблемы современности, хотя мои статьи выходят иногда в толстых журналах в рубрике «Публицистика». Чем я, действительно, сейчас занят, помимо издательской и редакторской деятельности, это история.

В научно-исследовательском институте финансовой математики. Ганновер. 2003

В научно-исследовательском институте финансовой математики. Ганновер. 2003

Меня интересуют некоторые страницы новой и новейшей истории, в частности, истории науки и литературы. Мои исследования жизни и творчества Альберта Эйнштейна. Томаса Манна, других известных ученых и литераторов в контексте истории публикуются в таких серьезных «толстых» журналах, как «Иностранная литература», «Нева». «Вопросы литературы». «Человек» и др. Этим темам посвящены и мои последние книжки «Одиссея Петера Прингсхайма» (2013) и «Антиподы. Альберт Эйнштейн и другие люди в контексте физики и истории» (2014).

Вот таким длинным получился ответ на Ваш такой простой с виду вопрос.

Вы человек поздний. Имею в виду. что. приехав в Германию в 50 лет и начав практически с нуля. Вы добились того, что стали в своей области не последним человеком. Это своего рода феномен. Ведь известно, что активность с годами снижается, математики, как правило, совершают открытия в молодые годы. Но есть и исключения. Мой знакомый московскигі математик Александр Рабинович и в возрасте за 60 продолжает осваивать новые пласты науки, стараясь внести в них свой вклад. То же желание вижу у Вас. А как же физиология? Склероз? Быстрое забывание? Более медленная работа мозга? Утомляемость? Обычно люди на это ссылаются…

Ох. какие сложные вопросы Вы задаете! Над ними бьются медики, физиологи, психологи и другие специалисты уже не одну сотню лет. По своему опыту могу сказать, что резкая смена занятий иногда заметно омолаживает. Взгляните на людей, у которых родился поздний ребенок, или начавших работать в зрелом возрасте в другой стране… Для тренировки мозга врачи рекомендуют разгадывать кроссворды. Поверьте мне, ежедневная работа с десятками авторов, пишущих на разные темы, дает нагрузку на память и сообразительность не меньшую. А если при этом нужно для собственных исследований перелопатить еще десятки источников на разных языках, то тренировка мозга оказывается весьма интенсивной. Это все, что можно противопоставить неумолимым законам природы.

Я филолог, но всю жизнь интересуюсь наукой. Помню, что в моей юности было много познавательных книг типа «Охотников за микробами» или «Когда человека не было», которые живо и увлекательно рассказывали о разных науках. Такие писатели-фантасты, как Конан Дойль с его «Затерянным миром», Иван Ефремов с «Лезвием бритвы» и «Туманностью Андромеды», умели заразить юных интересом к палеонтологии, к космосу, к наукам о человеке… А что сейчас? У меня ощущение, что популяризацией науки мало кто озабочен. Если говорить о России, там сейчас популярная профессия — чиновник.

Я сейчас не часто бываю в России, поэтому' не берусь оценивать сегодняшнее положение российской науки. Регулярно читая газету «Троицкий вариант», вижу озабоченность многих ученых результатами реформы Академии наук. В то же время нельзя не отметить и усилия по поддержке науки со стороны некоторых меценатов, общественных организаций. Взять хотя бы конкурс «Просветитель», на котором уже не один год отмечаются авторы лучших книг, популяризирующих гуманитарные и естественные науки. В этом году, например, среди победителей конкурса — книга Бориса Штерна о новых открытиях в физике «Прорыв за край мира». В число финалистов этого конкурса нередко попадают постоянные авторы наших журналов, например, в прошлом году — Борис Тененбаум, в этом — Павел Полян…

Тяжело говорить о положении науки в России. А если взглянуть в глобальном масштабе. Да, интернет, да, удивительные возможности коммуникации людей. Но вот есть ли сейчас в европейской или американской науке гении, подобные Эйнштейну, о котором Вы много пишете? И вопрос, к этому примыкающий. Эйнштейна, как мы знаем, поддержал Макс Планк. Читала у Вас, что в Англии была группа экспериментаторов, стремившаяся найти подтверждение гипотезам молодого гения. Видите ли Вы у сегодняшних ученых такое же безудержное желание служить науке, а не своей карьере? Не считаете, что инерция среды, недоброжелательность, косность, а порой и зависть коллег задерживают появление новых эйнштейнов?

А самому Эйнштейну разве среда помогала? После окончания Цюрихского политехнического института ему, единственному с курса, не нашлось места ассистента в каком-нибудь учебном или исследовательском заведении, чтобы заниматься наукой, так сказать, на рабочем месте, а не урывками после работы в патентном бюро или в выходные дни. Тем не менее, этот патентный советник второго класса опубликовал в 1905 году в журнале «Анналы физики» три статьи, совершившие революцию в науке. Значение этих работ столь велико, что автор даже одной из них был бы признан научным сообществом гением и навсегда вписал бы свое имя в историю физики. А тут один автор на все три работы! Не зря биографы Эйнштейна и историки науки называют 1905 год «годом чудес». Вы думаете, что теперь-то началось всемирное признание ученого? Ничего подобного! Ни одна из этих великих работ не была принята ни одним университетом в качестве диссертационной — ведь великий физик к моменту публикации своих эпохальных работ не имел даже первой ученой степени! Это ли не издевательство? Пришлось Эйнштейну писать еще одну работу, чтобы получить звание «доктора» и сравняться по положению в научной иерархами со своими однокурсниками, уже давно защитившими свои диссертации.