Евгений Беркович - Пятая жизнь. Предварительные итоги в вопросах и ответах

А дальше, Вы думаете, началась его нормальная научная работа в каком-нибудь университете или институте? После публикации гениальных статей Эйнштейн еще целых четыре года ходил на далекую от науки работу в Патентное бюро Берна. Только в 1909 году он написал заявление об увольнении в связи с переходом на работу экстраординарным профессором в Цюрихский политехникум. Директор Патентного бюро вначале даже посмеялся над этим заявлением, посчитав его шуткой: еще никто из его подчиненных не становился профессором, пусть не «полным», а только «экстраординарным».

И дальше судьба не слишком благоволила к автору теории относительности. Ни один университет Германии не пригласил его на достойную такого ученого профессорскую должность. Полным (ординарным) профессором его впервые сделал Немецкий университет в Праге в 1911 году. Альберту даже пришлось для этого принять австрийское гражданство, Прага тогда относилась к Австро-Венгрии, а профессор — это государственный служащий. Лишь в 1914-м усилиями Макса Планка и некоторых его берлинских коллег Эйнштейн получил место профессора в Прусской академии наук, где он работал вплоть до прихода Гитлера к власти.

Так что гениям всегда трудно, и я не вижу сейчас существенных отличий от начала двадцатого века. Талантливая молодежь рождается постоянно, и в России всегда есть кто-то, кто готов повторить подвиг Эйнштейна. Другое дело, что оформлять и развивать свои результаты ему придется, скорее всего, в какой-то другой стране, уж очень неблагосклонна сейчас к ученым российская экономическая и политическая обстановка.

Можете привести пример?

Пожалуйста: Максим Концевич, талантливейший математик, получивший самые престижные научные премии, причем не только по математике, но и по физике. Он учился в той же математической школе № 91 в Москве на улице Воровского (теперь она, как и раньше. Поварская), что и мои старшие дети, у того же замечательного педагога Владимира Мироновича Сапожникова, светлая ему память! Максим — победитель международных математических олимпиад, а студентом МГУ он стал только после вмешательства академика Колмогорова, приемную комиссию смущала национальность абитуриента. После окончания мехмата Максим проработал несколько лет в Институте проблем передачи информации, а потом оказался на научной конференции в Бонне, где ему пришла в голову идея, как решить задачу, над которой уже не одно десятилетие бились математики. Когда он там же рассказал о ней коллегам, ему сразу предложили остаться в Германии и поработать над диссертацией. Результаты оказались поразительными: он решил эту задачу, открыв, по сути, новое научное направление. В 1997 году Концевича награждают премией Пуанкаре за выдающийся вклад в математическую физику, в следующем году он удостаивается высшей награды для молодых математиков — Филдсовской премии. Через десять лет — в 2008 году — Концевич получает шведскую премию Крафорда «за вклад в математику из современной теоретической физики». Но и это еще не все. В 2012 году Концевич получил сразу две престижнейшие премии. Одну, премию Шао, называют Нобелевской премией Востока. Ее вручают в Гонконге за работы, оказавшие «существенное положительное влияние на человечество». Вторая награда — недавно учрежденная Премия по фундаментальной физике, по размеру почти в три раза больше Нобелевской премии. И наконец, в этом, 2014 году Максим получил самую крупную математическую премию мира — Премию за прорыв в математике. Ее учредили три миллиардера: российский владелец mail.ru Юрий Мильнер, создатель социальной сети фейсбук Марк Цукерберг и один из авторов Гугла Сергей Брин, тоже выходец из Советского Союза.

Сейчас Максим Концевич — член Французской академии наук, постоянный профессор престижнейшего Института высших научных исследований под Парижем, основанного по образцу Института перспективных исследований в Принстоне, где до конца жизни работал Альберт Эйнштейн.

Вот так выпускник московской школы № 91 и мехмата МГУ вошел в число «бессмертных», как со времен кардинала Ришелье называют французских академиков. Чем не символ нынешнего состояния дел в российской и мировой науке?

Лекция на физфаке МГУ. 1962 г.

Как Вы думаете, наш век будут называть веком какой науки?

Когда я был еще студентом физфака МГУ, на одной встрече с академиком Игорем Евгеньевичем Таммом ему задали этот же вопрос. Он. к разочарованию студентов-физиков, сказал: грядущий век будет веком биологии.

Думаю, этот ответ сохраняет свою силу и сегодня, но я бы все же добавил: и веком физики. Мне кажется, что физики сегодня очень близки к фундаментальному прорыву в понимании устройства Вселенной, ее возникновения и развития. Если удастся объединить квантовую механику с общей теорией относительности Эйнштейна, другими словами, физику микромира с космологией, то будет осуществлен грандиозный прорыв в познании мира. Тем самым будет подтверждено, что будущее науки определяется не узкими специалистами, знающими «все ни о чем», а людьми с широким научным кругозором.

Обучение становится все более техническим, удаленным от гуманитарного знания. Вас это не тревожит? С ужасом думаю о том. что могут натворить с миром молодые энергичные технократы…

Я не вижу здесь какой-то особенной новизны — эта опасность существовала всегда, разве что возможности разрушения мира сейчас многократно возросли. Мне кажется, не число молодых энергичных технократов должно нас беспокоить, а уровень образования и зрелости общества в целом, наличие в нем демократических институтов. Только тогда общество может быть противовесом власти и не допустить опасных экспериментов и злоупотреблений знаниями.

В тоталитарных государствах общество в указанном смысле неэффективно, власть фактически формирует нужное ей общественное мнение. Весь ход истории двадцатого века подтверждает, что у «абсолютной власти» всегда найдутся рычаги, способные повернуть общественное мнение на 180 градусов. Этого за считанные годы добивалась и коммунистическая пропаганда в СССР, и нацистская пропаганда в Третьем Рейхе, когда еще не было такого мощного инструмента влияния на умы, как телевидение. Вспомните, как в 1933 году бесславно провалился объявленный первого апреля всегерманский бойкот еврейских предприятий. Народ в целом не поддержал эту антисемитскую акцию, проводившуюся нацистскими властями. Но уже через пять лет, в ноябре 1938 года всегерманский еврейский погром, известный как Хрустальная ночь, прошел при почти полной поддержке населения Германии. Пяти лет непрерывной «промывки мозгов» оказалось достаточно, чтобы общественное мнение развернулось в нужную нацистам сторону, и народ стал поддерживать гитлеровские инициативы.