Ник Мейсон - Наизнанку. Личная история Pink Floyd

Джон Марш, один из наших первых осветителей. В интервью «Мелоди мейкер» той поры я провозгласил, что «осветитель – в буквальном смысле один из членов нашей группы», хотя явно не планировал принимать это во внимание при дележе гонораров.

Однако другие сочли все это слишком коммерческим, идейным концом андерграундного движения, поскольку во главу угла ставилась прибыль, – на самом деле «Technicolour Dream» был всего лишь большим рок-концертом. Майлз припоминает, как группа The Flies , которая ранее помочилась на публику, чтобы подтвердить свои протопанковские убеждения, во время нашего сета стояла сбоку от сцены, кричала: «Продались!» – и всячески нас оскорбляла. Я этого не помню, но если и так, The Flies , пожалуй, не ошиблись: все билеты на концерт и впрямь продались. А наша преданная публика из «UFO», обычно наслаждавшаяся единением с группой, вдруг столкнулась с замечаниями от службы безопасности, десятифутовой сценой и ролью экспонатов на выставке уродцев.

С нашей точки зрения, «Technicolour Dream» был скорее логистическим кошмаром. Ранним вечером того же дня мы отыграли концерт в Голландии, закончили, свернули манатки, перевозбужденные голландцы на пределе скорости умчали нас в ночь к последнему самолету в Англию, а после приземления мы лихорадочно бросились в северный Лондон, чтобы выступить на «Technicolour Dream». После такого маршрута наши шансы насладиться психоделическим слиянием душ стремились к нулю. Сид от происходящего полностью дистанцировался – то ли на кислотном приходе, то ли в нервном расстройстве, я так и не понял.

По сравнению с «Technicolour Dream», я считаю, «Games for May» двумя неделями позже был одним из самых важных концертов, какие мы когда-либо давали, поскольку там возникли элементы, которые мы неизменно использовали все последующие тридцать лет. Питер и Эндрю устроили нам это в «Куин-Элизабет-Холле», в районе Саутбэнк, через промоутера Кристофера Ханта, который организовал нам концерт в Институте Содружества. И снова мандат классической музыки оказался неоценимым: Кристофер был одним из немногих, кто мог организовать концерт на этой крайне престижной площадке.

Хотя у нас было совсем мало времени на подготовку и репетиции двухчасовой программы, мы все же сумели организовать вечер как мультимедийное мероприятие Pink Floyd . В отличие от наших регулярных концертов, на разогреве никого не было – можно было контролировать атмосферу и создавать настроение самим. Зрительный зал в «Куин-Элизабет-Холле» был сидячим, поэтому публика (что весьма нехарактерно для рок-концерта) должна была сидеть и слушать музыку, а не танцевать. В немалой степени концерт был импровизационный. Мы отыграли обычный репертуар, а также премьерную «See Emily Play» («You’ll lose your mind and play free games for May…» [10] Зд.: «Ты лишишься ума и будешь играть в вольные игры мая…» (англ.) ), однако бо́льшую часть материала, наподобие «Interstellar Overdrive», мы взяли в качестве заготовок, подложки для постоянно меняющихся идей. Все помнят Сида как блестящего автора песен, но, на мой взгляд, он заслуживает не меньших похвал за свою радикальную концепцию импровизационной рок-музыки.

У нас было кое-какое дополнительное освещение и машина по производству мыльных пузырей, а также домашние диапроекторы, которые следовало установить посреди партера, чтобы свет хоть как-то добивал. Это потребовало некой технической и юридической импровизации, поскольку в то время микшированием звука и света всегда управляли с края сцены. Дело было за несколько лет до того, как стало обычной практикой расставлять звуковые и световые установки в зрительном зале.

«Интернэшнл таймс» сообщила, что событие стало «по-настоящему славной задумкой… подлинным концертом камерной музыки двадцатого века. Чистота впечатления от собственно зала идеально подчеркивала отвязную мешанину разных медиа». Какая жалость, что мы не смогли развить успех этого выступления и избежать еще одного года унылой штамповки бесконечных рутинных концертов.

«Азимутом-координатором», который мы впервые использовали на концерте «Games for May», управлял Рик. Там были два канала, каждый со своей ручкой: один для органа Farfisa , другой для звуковых эффектов. Если ручка находилась в вертикальном положении, звук сосредоточивался в центре; движение ручки по диагонали отправляло звук в динамик, стоявший в соответствующем углу концертного зала. Под управлением Рика органные звуки кружили или шагали – с помощью магнитофона Revox – от стены к стене.

Дальнейшие выступления в «Куин-Элизабет-Холле» нам, правда, были запрещены, но вовсе не потому, что наши перевозбужденные фанаты обдирали обивку с сидений, а потому, что один из членов нашей гастрольной бригады, одетый в форму адмирала, разбрасывал цветочные лепестки по проходам. Хозяева зала сочли это потенциальной угрозой для безопасности той части аудитории, что нетвердо стояла на ногах…

Так выражалось типичное неуважение, а зачастую и откровенная враждебность, которая существовала между рок-группами и менеджментом концертных залов. По вопросам безопасности и освещения хозяева залов выставляли бесчисленные мелочные требования – кое-что оправданно, но большинство попросту указывало на их неодобрение. Сильнее всего нас раздражало, когда концертные площадки требовали более яркого освещения зала для рок-групп по сравнению с любыми другими выступлениями. Для Pink Floyd это было особенно вредоносно, поскольку катастрофически снижало эффект нашего светового шоу. Для модификации освещения в зале согласно нашему вкусу порой использовались воздушки. Собственно говоря, отлучение от всех крупных концертных площадок было в порядке вещей, и, как утверждает Эндрю Кинг, полагалось всем говорить, что ты отлучен, даже если отлучен ты не был. Кажется, мы, как и практически все группы, на некоторое время были «навечно» отлучены от «Ройял-Альберт-Холла»…

Выступление на «14-Hour Technicolour Dream» в «Александра-пэлас» в апреле 1967 года. Farfisa Duo Рика – во времена, когда другие клавишники предпочли бы, вероятно, орган Хаммонда или Vox Continental , – славился крайне характерным звучанием, которое дополняло наш общий звуковой портрет.

На песню «Arnold Layne» тоже был наложен запрет, причем как пиратскими радиостанциями «Радио Лондон» и «Радио Каролина», так и Би-би-си, что осложняло наше продвижение, поскольку активных радиостанций тогда было раз-два и обчелся. Запрет объяснялся смутными намеками в тексте песни на что-то такое, что, если очень-очень постараться, можно было счесть хвалой «сексуальному извращению». Понятное дело, довольно скоро Би-би-си категорически – и с чарующей наивностью – отказалась замечать сексуальное в тексте песни Лу Рида «Walk on the Wild Side». Теперь все это кажется абсурдным – и восхитительно старомодным, учитывая ультраоткровенную природу текстов двадцать первого столетия, – однако в то время цензура еще процветала. Лорд-камергер сохранял власть над лондонскими театрами вплоть до 1967 года, и аж до самого 1974-го нам полагалось получать от Британского совета киноцензуры разрешения на показ лент, сопровождавших наши живые концерты (включая, что особенно нелепо, разрешение не демонстрировать цензорскую лицензию на экране перед началом фильма, что сильно испортило бы весь эффект).