Петр Пономар - Охотничьи рассказы

На секача с Кайдаловым

Какое-то время зимними отпусками моим напарником по охоте был Кайдалов М. Ф. Ходили мы с Фадеичем вместе, гуськом. Один он боялся ходить. Но когда я находил свежий след и решал, где сейчас находится зверь, как и с какой стороны мы будем к нему подбираться и где будем начинать скрад, то всегда поддерживал моё решение. Он хорошо параллелил мне, дублировал мой скрад, но уже в 50—80 м. И у нас иногда неплохо получалось. Стрелок он был неплохой, но по мелкой дичи. Когда же крупный зверь оказывался в его видимости или недалеко, то это был явный промах. Его внезапно начинало трясти. Спешка, азарт, а может, и жадность. Но он начинал палить, не видя прицел и просвет для пролёта пули, а только мушку и силуэт зверя. Часто были подранки. И нам приходилось по дню, а то и два – добирать. И это меня удручало. Я пытался его вразумить, но он не считал, что это важно. Или у него наступало такое состояние, что голова отключалась…

Всю свою жизнь, после армии, он шоферил (а служили тогда по 5 лет). И к 50 годам уже был полной развалиной, с букетом всех болезней. Но мы как-то разговорились.

– О, я тоже любитель охоты. И парнем до армии и после по выходным. На уток и гусей по молодости ездил. И за косулями хаживал. Возьми меня с собой зимой.

– А ты пойдёшь на пушнину и зверя?

– Пойду, если возьмёшь.

И я взял его с собой. Вначале он не мог пройти с рюкзаком и 300 м. Но не сдавался, ложился прямо на снег, отлёживался и вставал, и за день дотащил свой рюкзак до барачка (примерно 2 км от мотоцикла). На следующий день отлёживался. Не горюй, Миша, подбадривал его я, в конце сезона с таким вот рюкзаком и пойдём пешком напрямик домой. Всего-то 25 км будет. Он обижался:

– Не дразни душу, не смейся над моей слабостью, вот доживёшь до моих лет, я посмотрел бы на тебя. И зачем я, старый дурак, согласился. Сидел бы по выходным на печи и плевал в потолок. Не послушал жену, дурень…

В конце того его первого сезона нам и точно пришлось выходить на лыжах пешком по компасу. И он легко преодолел этот поход и забыл почти про все свои болезни. И денег мы не заработали, и мяса добыли немного. Но он понял главное: поддерживать своё здоровье нужно не на каких-то там курортах, в домах отдыха и лечебницах, а на охоте. А он часто до этого ездил на лечения и курорты, дома отдыха. На охоту я тоже хожу не за деньгами или мясом или удовлетворить свою страсть, агрессию убивать – в первую очередь, поправить здоровье и отдохнуть от работы, дома и почувствовать себя мужиком.

Вот такой у меня появился напарник. После он ждал отпуска и первого снега, как манны небесной, как глотка воды в жаркий денёк. В тот год мы с ноября и начали охоту. Начали ставить капканы на пушного зверька, по ходу начали стрелять белку. План-задание от коопзверопромхоза был серьёзным. Нужно было выполнять, иначе отдадут участок другим. Уже два года не было на участке следа кабанов, и у нас пропадали лицензии. До этого свиная чумка прошлась, точно никто не знает. И коопзверопромхоз так никак и не реагировал в этом плане. Продолжал выдавать задания на добычу. Два года назад я находил весной две кучи мёртвых кабанов в гайне. Как спали зимой, так и помёрзли. Но это уже другая тема, большая и больная. Один раз осенью того же года я нашёл жирную большую чушку, без всяких признаков ранения. Как бежала, так и легла замертво.

В декабре гон у кабанов начался. А на участке и следов не появлялось. Как-то шли мы уже к вечеру к барачку по капканной тропе. Недалеко от барачка проходили древние переходные тропы кабанов. И вот, большая неожиданность: большой табун кабанов пересёк днём наш утренний след.

– Вот, Фадеич, смотри, и на нашу улицу свадьба кабанов пришла. Должно быть, с песнями. Голов в 60, не меньше. А я уже думал, они исчезли вообще с нашего района. Завтра догонять пойдём, далеко не уйдут. Возьмём паёк на 2—3 дня, пилочку, топорик, котелки и прочее. Может, и ночевать в тайге придётся. Но этот шанс упустить нельзя – два года лицензии пропадают, мы же за них платим. Да, могут уйти далеко, не догоним. Сейчас гон в разгаре, матки обгуливаются, у них остановки долгие, с драками и криками, услышим издалека. Подойдём на выстрел. Догоним, на то мы и охотники.

Рано утром мы и вышли по их широкой утоптанной тропе. Километров 10 тропа была одна, и нам легко было идти по утоптанному снегу. Но вот кабаны остановились, топтались на месте, на широком поднятии рельефа в дубняках.

– Смотри, Фадеич, на кормёжку и ночёвку разбрелись. Вчера к вечеру, видимо, сюда дошли. Нам нужно уйти под ветер и больше слушать их (песни), чем ходить.

Зашли. Прошли параллельно с километр скрадом. Спугнули старую чушку с поросятами.

– Смотри, отдельно от табуна спали, значит она уже нагулялась, сюда жить пришла. Значит и табун рассыпался. Мы можем найти только остаток, чушек молодых, ещё не догулявших, и секачей. А к отгулявшим нам сложно будет подойти и не спугнуть. Здесь всё уже истоптано. И солнышко уже садится, за землю прячется.

– А где мы сейчас, Петро? Надо бы о ночлеге думать. Не хочу у нодьи, мороз ночью за 30 будет, чёрт нас дёрнул за ноги.

– Да не боись, возле печки на полатях в моём нижнем барачке ночевать будем. Вот так по компасу часа 2, и в нём будем.

– Как ты его найдёшь потемну?

– Найду, это уже моё дело…

Переночевали в тепле. Утром прошли небольшой полукруг. Кабаны разделились и не пошли дальше на запад. Большая часть перешла ключ Еловку и потянули следы на его левый борт к водоразделу. Мы обошли (обрезали) все следы и вышли на водораздел. Кабаны остались на правом борту и тянут в его верха.

– Уйдут, Петро, откуда пришли.

– Ну, часть-то осталась, да ещё и не вечер.

Мы проходим с километр, полтора, спускаемся пониже на борт ключа, слушаем, слушаем. И опять к перевалу. Так и продвигаемся на восток. Сварили чай в обед и опять такой же методикой тянем на восток, в верха ключа. Вот мы с водораздела спустились пониже к ключу. Их следов нет, ещё не подошли значит. Мы к водоразделу. Медленно идут и пасутся. И мы стоим, ждём… слушаем. И вот явный визг, драка.

– Слышал (песню)?

– Слышал.

Я беру азимут, направление, и быстро идём на крики. Вот и взвизги уже метрах в 250.

– Всё, Миша, пасёшь меня слева. Ветер нам в правый бок, тихонько, скрадом пойдём. Стрелять будем самого крупного, мелочь не трогать.

И мы разошлись. Немного я прошел и потерял его из вида. А с правой стороны, с востока, на меня идут чушки. Мелочь, прошлогодки и сеголетки. Я медленно опустился на одно колено и сижу не двигаюсь. Идут лавиной, метров от 25. Чмихают, фыркают, сопят, хрюкают, приостанавливаются, обходят подалее, слышат мой запах, но идут, не побежали. Штук 20 я видел неплохо. Я не стреляю. Ниже по склону ещё взвыл крупный кабан и слышны гики и драка, и резкие гулкие выдохи. Я дожидаюсь прохода последних поросят. Встаю и направляюсь на звуки. Вскоре я вышел на начало мелкого ключика. Трава, кочка, мелкий осинник. Дубняк и орешник расступились. Внизу в этой траве и кочке, метрах в 80 от меня, стоит боком крупная чушка. Вокруг неё ходит 5 крупных секачей. А сразу за её хвостом – секач повыше и подлиннее других. Он выше тех секачей и её сантиметров на 30. Всё, далековато, но двигаться нельзя, заметят сразу. Буду стрелять его. Он пытается запрыгнуть на чушку. Но другой секач вонзает ему клык в задницу. Он спрыгнул и ударил соперника. Тот с визгом отлетает в сторону. И альфа-самец опять занял место за хвостом чушки. Я взял его в прицел и выстрелил кировчанкой. Вся свадьба выскочила из кочки в орешник и встали. Остановился и стреляный, постоял с минуту и начал двигаться в мою сторону по густому молодому лесу и орешнику. Пройдёт метров 10—12 и стоит, слушает. Я уже не вижу других, но понимаю: все стоят, ничего не поняли. А стреляный неточно взял ориентировку. Пройдёт опять с десяток метров и стоит. Густой подрост осинника и кустарника не даёт мне чёткого просвета стрельнуть точно. Наконец я взял просвет примерно в 10—15 см. Выстрелил со второго ствола по левой лопатке. Он так же тихо пошёл и, пройдя с десяток метров, встал, слушает и втягивает воздух – где, ну где ты, вражина, покажись – разорву, давай сразимся…