Феодосий Крюков - Сотниковцы. История партизанского отряда

Станция Рогавка, май 1942 г. Верхний ряд, третий слева – Ф. А. Крюков

27 мая мы благополучно вышли из Мясного Бора и затем переправились через реку Волхов. В течение трех дней занимались комплектованием продуктов и боеприпасов для отряда, и когда 1 июня возвратились к Мясному Бору, то узнали, что немцам удалось 31 мая этот коридор перерезать. Наши войска оказались в окружении. И нам ничего не оставалось, как вернуться обратно. Сначала мы остановились в деревне Мытно, а потом перебрались в деревню Костово, где провели почти целый месяц. Через день ходили в штаб узнавать, есть ли какие-нибудь вести от нашего отряда. Но никаких известий не было.

Группа Юдина вскоре получила приказ отправиться на другое задание, а мы продолжали ждать свой отряд. Помогали местным жителям по хозяйству, время от времени ходили рыбачить на реку Мсту. Рыбу в то время все предпочитали ловить варварским методом – глушить при помощи взрывчатки и гранат. Боеприпасов достаточно, строгого контроля нет, а потому желающих быстро наловить рыбы было много. Ковенькин и Рыжов постоянно ворчали, что вот, мол, все люди как люди – наглушат рыбы и едят сколько хотят, а мы чего-то стесняемся. Уваров и я поначалу сопротивлялись, но потом поддались на их уговоры.

Для этого дела надо было раздобыть тол, и мы отправились в ближайший лес, где были еще не снятые минные поля. Но на месте мы обнаружили, что мины там натяжного действия, каждая из них состоит из двух 400-граммовых шашек тола и для усиления к ним привязаны куски металлических прутьев. Мины, видимо, были установлены нашими еще в начале зимы, так как проволочные тяги, прикрепленные к взрывателям, порядочно заржавели, а взрывчатка лежала на поверхности.

Перед тем как начать снимать мины, мы условились, что будем соблюдать осторожность, и после того как кто-нибудь из нас обнаружит мину, все останавливаются на месте, а я буду ее снимать. Все шло хорошо. Я снял несколько мин и Саша Уваров сказал, что этого нам хватит. Но Ковенькин, обнаружив следующую мину, уговорил нас снять еще парочку. Я присел на корточки и стал вынимать взрыватель из взрывчатки. И только я левой рукой положил взрывчатку на землю, как вдруг взорвался капсюль-детонатор, который я держал в правой руке. Оказывается, Ковенькин не устоял на месте и пошел, зацепив ногой тягу. Я получил множество осколочных ранений в руки, лицо и грудь. Кровь сильно сочилась из ран, и мне стало плохо. Уваров ругал Ковенькина за его неосторожность, но делать нечего, надо было срочно ехать в госпиталь.

Ребята вывели меня с минного поля и на попутной машине привезли в Новоселицы. После обработки ран меня отправили на лечение в Боровичи, где я пролежал в госпитале до конца июня. После лечения снова вернулся в Костово. К моей радости, наша группа все еще находилась там.

В начале июля представитель штаба передал нам указание переехать в Хвойную. Прибыв в Хвойную, где находился учебный пункт Ленинградского штаба партизанского движения, мы также ничего не смогли узнать о судьбе нашего отряда, оставшегося за Мясным Бором.

Вскоре из наших групп и двух групп новгородского отряда был сформирован новый отряд, командиром которого был назначен И. А. Новиков.

Наше ожидание кончилось, мы получили новое задание.

В двадцатых числах июля мы выехали в Валдай, затем пароходом по озеру Селигер добрались до деревни Свапуще и потом через Марево – до деревни Хлебоедово, западнее которой проходила линия фронта. Нам предстояло пройти в Партизанский край.

Прибыв в Хлебоедово, сразу же представились командиру подразделения, занимавшего оборону на этом участке. Это был человек, который до мельчайших подробностей знал оборону. Он обстоятельно рассказал об особенностях и характере местности, где нам предстояло перейти линию фронта, о поведении немцев, расположении огневых точек в их обороне, а также о режиме, который был установлен немцами в своих формированиях. По всему чувствовалось, что переход линии фронта будет успешным, так как армейское командование вопросам оказания помощи партизанским отрядам, действующим в их зоне, придавало большое значение.

В Хлебоедово мы пришли в первой половине дня, и было решено сразу же, ночью, переходить линию фронта. Разместились в домах и до вечера отдыхали, набирались сил. Как только начало темнеть, двинулись в путь. Нас сопровождали два армейских разведчика, которые уверенно вели отряд к исходному рубежу.

В первом часу ночи мы благополучно перешли небольшой ручеек, а затем и шоссе Старая Русса – Холм, служившее разграничением сторон. Соблюдая осторожность, быстро отошли в глубь немецкой обороны. Все прошло как нельзя лучше – без единого выстрела. Через Рдейские болота мы приближались к Партизанскому краю, о котором так много слышали. Пережидая день в лесочке на краю болота, видели, что несколько западнее все время кружился в воздухе «костыль» – немецкий корректировщик-разведчик «Хеншель-126».

На следующее утро мы прибыли в расположение партизанских сил. Для нас, тех, кто начинал свою партизанскую деятельность под Ленинградом, странным показалось то, что все бойцы и командиры живут в деревнях и селах, почти не маскируются днем, говорят громко, из одного населенного пункта в другой ездят на лошадях, иными словами, живут почти как воинские подразделения, находящиеся во втором эшелоне. Мы же все это время жили и действовали в принципиально других условиях. Находились в лесу, причем никаких сооружений не строили, на одном месте долго не задерживались, походы совершали только в вечернее или ночное время.

Наш отряд месяц с лишним воевал в Партизанском крае. Мы вели и оборонительные, и наступательные бои, участвовали в засадах, секретах, в разведке боем. В конце августа было принято решение о выводе отряда в советский тыл.

Обратный переход был гораздо труднее. Продуктов почти не было, люди устали от непрерывных маршей, боев и стычек с фашистами, боеприпасы были на исходе. Тягостным было и то, что здесь мы потеряли несколько человек убитыми и ранеными. И среди них был мой друг Саша Уваров. Его ранило разрывной пулей в левую руку, он потерял много крови и сильно ослаб. Поэтому было решено оставить его в одном из партизанских госпиталей. Потом Саша эвакуировался на Большую землю и после лечения продолжил службу танкистом в действующей армии. Погиб смертью храбрых в январе 1945 года.

Чтобы избежать стычек с многочисленными секретами и засадами карателей, при выходе из тыла нам пришлось углубиться в труднопроходимые Рдейские болота, над которыми почти постоянно летали «костыли», выискивая партизан. Идти было трудно и опасно. То тут, то там мы натыкались на «окна», обходя которые, частенько проваливались в трясину и с большим трудом выбирались. Покров был очень непрочным, под ногами все качалось. Приходилось идти с большими интервалами, но и отрываться друг от друга было нельзя, так как в любой момент могла потребоваться помощь товарищу.