Килиан Жорнет - Нет ничего невозможного

Второй спортсмен был повежливее и поздоровался, но на выходе и у него на землю упала пластиковая обертка. Дул ветер, и волонтерам пришлось пробежаться, чтобы поймать ее.

Теперь переключимся на пейсера, мужчину или женщину, которые бегут рядом с тобой последние пятьдесят или шестьдесят километров. В это время ты уже ковыляешь настолько медленно, что пейсеру приходится надевать куртку и шапку — и терпеть твое нытье. Человек может пойти на такое по двум причинам: либо он или она пытается флиртовать с тобой и изучает последние и самые болезненные варианты, либо — лучший сценарий — это твой хороший, очень-очень хороший друг. Вероятно, этот человек встал в три часа ночи, добрался до старта, проехав, скажем, сто сорок километров, и, поскольку не выспался, прикорнул на пару часов в своей машине напротив отеля, где остановился ты. Прежде чем ты сделал первый шаг, пейсер трижды терпеливо выслушал твои напоминания, где ты хочешь получить каждый свой бутерброд и каждую пару носков. Потом, пока он держит куртку, бутылку воды и всякие штуки, которые нужны были тебе только для разогрева, он должен всматриваться и узнавать тебя в толпе из двух тысяч бегунов, подбадривая, естественно, только тебя и никого другого. Ему пришлось бежать так же быстро, как тебе, чтобы своевременно добраться до отеля и приготовить бутерброды именно с тем джемом из Ла-Гаррочи, который так тебе нравится, смешать теплую воду («Ой, от холодной у меня заболит горло») с двумя с половиной ложками электролитов, а потом изо всех сил мчаться по лесным дорогам в условиях, которых побоялся бы и пилот ралли. Все это — чтобы вовремя оказаться в пункте питания, в котором тебе обязательно и без вариантов нужны вазелин и зеленая куртка, потому что — да что ты говоришь! — она приносит удачу на забегах. В два часа следующей ночи, без сна, после перемещений от одного пункта питания к другому, он ждет тебя в шортах и футболке, дрожа от холода, с полным рюкзаком еды и одежды для тебя — а ты прибываешь на два часа позже и в ярости, потому что на предыдущей остановке все бутерброды были с клубничным, а не с черничным джемом, и по этой причине ты, блин, точно не станешь победителем. Он бежит рядом с тобой, подбадривая и поддерживая диалог, предупреждает об опасностях и препятствиях, переходит на спринт перед каждым пунктом питания, чтобы убедиться, что все готово. Ты, как всегда, все сносишь терпеливо и, финишировав, говоришь ему только одно:

— Чувак, ну я же говорил, что на километре 123 хочу бутерброд с шоколадной пастой, а не с нутеллой!

И наконец, семья. Они не просто терпят твою глупость, когда ты в назначенный день наконец отправляешься на забег; они терпели возведение дворца твоей глупости с того момента, как ты получил подтверждение регистрации, полгода назад. Нет, мы, бегуны, не заслуживаем семей, которые имеем.

Аромат каштанов не обманывает: осень в разгаре. Несмотря на то что здесь семьсот бегунов, атмосфера очень уютная, как будто забег проходит в деревне. Все друг друга знают. Вообще, для многих Фулли превратился в ежегодное паломничество, в ходе которого одни хотят проверить, гарантирует ли труд на протяжении лета хорошие результаты зимой, а другие — красиво завершить предыдущие активные месяцы.

Вертикальный километр — абсолютно честная гонка. Гонка, на которой невозможно обмануть. Если ты силен, то покажешь хороший результат; если форма не очень — то этого не скрыть ни техникой, ни стратегией. Здесь работает именно соревновательный интерес, подразумевающий интенсивную подготовку, полную отдачу и идеальную форму в нужный день.

Это своего рода пробный камень для всех, кто занимается горными видами спорта, — как стометровка для спринтеров или десять тысяч метров для стайеров. Каждый приблизительно знает, сколько времени может потратить, чтобы подняться на тысячу метров, или на сколько метров способен продвинуться за час восхождения. Эти данные используют для расчетов. «Если подниматься со скоростью шестьсот метров в час, эту вершину можно покорить примерно за три часа». Райнхольд Месснер подсчитал, что может подняться на тысячу метров за тридцать пять или тридцать шесть минут, и с 1990-х годов спортсмены, все более тренированные и проводящие все более специализированную подготовку, постоянно снижали этот показатель. В этом плане Фулли можно назвать Олимпом. Пару десятков лет назад бегуны всех уровней стали рассматривать эту вершину как способ с неопровержимой точностью продемонстрировать, на что способен каждый из них. На Фулли побывали все — начиная с элитных спортсменов, пытающихся улучшить результат еще на секунду или две, и заканчивая пожилыми людьми, которые довольны, что с годами не утратили форму. И, конечно, сюда приезжают молодые, голодные спортсмены, с каждым годом поедающие эти минуты.

За час до начала ты начинаешь разогреваться. Бегаешь трусцой, поглядывая на других спортсменов и наблюдая, как они теряются в виноградниках. Потом направляешься к старту и бросаешь куртку прямо на землю. Поднимаешь глаза и видишь два параллельных рельса, которые сходятся в одну точку на тысячу метров выше. Когда на часах до твоего старта остается немного, ты встаешь в очередь с другими участниками и заодно узнаёшь все сплетни этой деревни за последний месяц. Ты продвигаешься, и в какой-то момент человек, стоящий перед тобой, не договаривает фразу — он уже сконцентрирован на обратном отсчете перед стартом. Когда наступает твое время, ты оказываешься перед дорогой один; ты видишь, что друзья, с которыми ты только недавно разговаривал о летнем урожае в Вальтеллине или о результатах забега в прошлые выходные, удаляются от тебя по вертикали. Теперь уже ты не договариваешь фразу, прерывая диалог с тем, кто стоит позади. Ты сосредоточиваешься на обратном отсчете… и пора! Ты начинаешь быстро подниматься, стараясь не радоваться раньше времени. Ищешь комфортный темп. Каждый шаг — борьба; кажется, что на следующем шаге тебя просто вырвет. Поднимаешься на сто, двести, триста метров. Уже не замечаешь, как поднялся на шестьсот, семьсот, восемьсот. Мечтаешь дотронуться пальцами до отметки в девятьсот. Хочешь ускориться до спринта и не можешь — мышцы ног взрываются от молочной кислоты [36] Килиан многократно упоминает молочную кислоту как причину боли в мышцах. В настоящее время эта гипотеза критикуется; во время физической активности в мышцах накапливается не сама молочная кислота, а ее соль (лактат), и это вещество не участвует в возникновении болевых ощущений ( https://www.nhs.uk/live-well/exercise/pain-after-exercise/ ). Прим. перев. . Поднимаешь голову, опускаешь ее и падаешь на землю. Ты за финишной чертой. Ты глубоко дышишь, легкие готовы взорваться, ты не можешь восстановить нормальный ритм, не можешь говорить, пока не восстановишься. Ты поднимаешься, ноги тяжелые и раздутые, как бидоны; идешь посмотреть свой результат — он написан мелом на доске, прикрепленной к стене. Ты уходишь в себя, чтобы не показывать ни удовлетворение, ни расстройство.