Питер Акройд - Темза. Священная река [litres]

В 1756 году Стивен Дак, сельский поэт, подвергавшийся насмешкам, бросился в Темзу позади Черного трактира в Рединге; свою роль здесь, возможно, сыграла его фамилия [95] Duck как глагол означает “нырнуть, окунуться”. . Другой поэт XVIII века – Уильям Купер – избрал было такой же путь в небытие. Впоследствии он писал:

Не отваживаясь отравиться, я решил, что утоплюсь. С этой целью я нанял карету и приказал везти меня к Тауэрской пристани, желая броситься в воду с таможенного причала. Я оставил карету на пристани, не намереваясь садиться в нее снова; но, подойдя к воде, я увидел, что она стоит низко, и рядом на каких-то мешках сидел грузчик, словно нарочно, чтобы воспрепятствовать мне. Итак, этот путь в бездну был для меня милостиво закрыт, и я вернулся в карету.

Слово “бездна” хорошо подходит для характеристики этого участка лондонской Темзы.

Но самым урожайным на самоубийства оказался век XIX. Молодой лакей из Херли, удрученный гибелью брата, утонувшего в реке, бросился в нее же, надев купальный костюм, чтобы его одежда осталась родственникам. Он пожелал воссоединиться с братом через сходную смерть, как если бы вода была пристанищем потерянных душ. Другой молодой самоубийца из Херли повесил себе на шею, прежде чем прыгнуть в реку, 25-килограммовый груз. Бывают времена, когда простейший предмет могут принять за символ смерти. Когда жители Брея увидели плывущую по реке шляпу ушедшего на покой торговца канцелярскими товарами, они сразу подумали худшее; позднее выяснилось, что его тело “уютно устроилось” в питейном заведении. Там же, в Брее, к запруде прибило картуз помощника пекаря; его труп обнаружили только три недели спустя.

В газетах XIX столетия содержится много подобных историй. Один работник пивоварни в Марлоу, задолжав владельцу тринадцать фунтов, вошел в зимнюю реку и стоял в ней, пока не погиб от переохлаждения. Другой работник, у которого умер ребенок, бросился в реку, каким-то образом связав себе перед этим руки и ноги. В Виндзоре почти одновременно в Темзе утопились бывший управляющий театром и дворецкий. Заведующий лондонской прачечной, прежде чем прыгнуть в реку близ Виндзора (его тело позднее нашли у островка, называемого Обезьяньим), сказал дочери: “Загляни мне в глаза – и увидишь там смерть”. Тут возникает некая ассоциация с отражениями в реке: иной раз можно поглядеть в воду и узреть в ней смерть.

Виндзор вообще был популярным местом у желающих свести счеты с жизнью. Одна молодая особа бежала там к Темзе с криками: “Уильям!” и “Помоги мне, Боже!” Зафиксированы и слова других самоубийц: “Оставьте меня. Я хочу умереть. Я сошел с ума!”, “Дайте мне умереть! Дайте мне умереть! Я никому не нужен. Уйду и не буду мешать”, “Посмотрите на меня. Больше вы этого лица не увидите!” Многие самоубийцы-неудачники были недовольны своим спасением и стремились опять оказаться в воде. На тех, кто желает смерти, она оказывает сильнейшее завораживающее действие. Есть и такие, что прыгают в воду снова и снова, чтобы снова и снова быть выловленными. Лодочники сложили песни об утопленниках, где чаще всего говорится о судьбе несчастливых влюбленных или жертв любовной измены. В этих песнях, как правило, есть отчетливый местный колорит.

Знаменательная смерть Офелии высветила поэтическую природу самоубийства в воде, и многие из тех, кто искал гибели в Темзе, кажется, следовали ее примеру. Присоединение к великому множеству покончивших с собой в реке может сулить некий покой, и ассоциация, вероятно, умеряет ужас индивидуального ухода в небытие, освящает этот уход. Даже Джером К. Джером в юмористическом романе о поездке по реке “Трое в одной лодке” не удержался и рассказал историю, как тогда говорили, “согрешившей” или “падшей” женщины – историю, которая завершилась ее гибелью в Темзе:

Весь день она бродила по прибрежным лесам, а когда настал вечер и сумерки окутали Темзу своей серой мантией, она простерла руки к молчаливой реке, свидетельнице всех ее радостей и печалей. И древняя река приняла ее в нежные объятия, и приютила ее истомленную голову у себя на груди, и прекратила ее мучения.

У Джерома такая судьба выглядит желанной: перспектива смерти в водах Темзы словно бы сулит покой и утешение. Что ж, возможно, это действительно так. Мы подозреваем, что много тысяч лет люди использовали эту реку как путь для умерших к их месту назначения. Кто знает – может быть, современные самоубийцы просто идут путем предков?

В “мертвецкие”, расположенные на берегах Темзы, доставляли тела тех, кто, по выражению с вездесущих плакатов, был “найден утонувшим”. Согласно оценкам, в неделю обнаруживали три-четыре трупа, хотя иные смерти трудно было квалифицировать: самоубийство, несчастный случай, убийство? В районе лондонских доков недалеко от церкви св. Петра близ Олд-Гравел-лейн был разводной мост, который из-за самоубийств окрестили “мостом вздохов”. Кроме чистой силы примера трудно найти явную причину для столь высокой частоты самоубийств у этого моста. Мост Ватерлоо, открывшийся летом 1817 года, называли “утесом влюбленных”, “аркой самоубийц”, “мостом вздохов” и “мостом печали”. Временами он был довольно-таки уединенным местом; пошлина размером в пенс, взимавшаяся на каждом из концов моста, останавливала многих пешеходов. В середине XIX века за год в среднем здесь кончало с собой тридцать человек. Ближе к концу столетия у моста стояла наготове специальная лодка со шкивом для каната на корме. Это была необходимая мера предосторожности, ибо самоубийца, сопротивляясь, мог стащить спасателя в воду. Впоследствии лодку сменил плавучий полицейский участок.

Высказывалась мысль, что в самой атмосфере близ моста Ватерлоо есть нечто, подталкивающее человека к самоубийству. В 1827 году сюда под вечер пришел немецкий поэт Генрих Гейне; позднее он вспоминал “черную тоску, которая однажды напала на меня, когда в сумерки я стоял на мосту Ватерлоо и смотрел на Темзу… На память мне приходили печальнейшие из историй”. Это – свидетельство о темной, недоброй силе Темзы. Гейне продолжал: “Меня охватила такая душевная боль, что из глаз полились жаркие слезы. Упав в Темзу, они поплыли в могучее море, которое уже поглотило великие потоки людских слез и осталось к ним совершенно равнодушным”.

Речные самоубийства и, в особенности, мост Ватерлоо завораживали и Чарльза Диккенса. В очерке 1860 года “Ночные прогулки” из книги “Путешественник не по торговым делам” он так описывает Темзу у этого моста:

…река была страшной, дома на берегу были окутаны черным саваном, и казалось, что отраженные огни исходят из глубины вод, словно призраки самоубийц держат их, указывая место, где они утонули. Луна и тучи беспокойно метались по небу, точно человек с нечистой совестью на своем смятом ложе, и чудилось, что сам необъятный Лондон своей тяжелой тенью навис над рекой [96] Перевод Ю. Кагарлицкого. .