Константин Провалов - В огне передовых линий

Раскисший, обмякший «сверхчеловек», оказывается, плакал от счастья, что он «все же выбрался из этого ада».

Насколько выше дух нашего советского солдата, показали дальнейшие бои по уничтожению семашхской группировки врага.

Бойцы, командиры и политработники дивизии в ходе наступления показывали образцы мужества и отваги, смекалки и военной хитрости. Наши люди научились воевать в горах изобретательно, расчетливо. Приведу один лишь пример.

Продвигаясь, 691-й стрелковый полк уже в сумерках достиг опорного пункта противника на высоте с отметкой 185,0. С фронта к ней не подступиться — круто. Командир полка майор Д. И. Мельников принял решение взять ее с тыла ночной атакой группы смельчаков-добровольцев. Желающих войти в этот отряд оказалось много. Отобрали 44 человека во главе с лейтенантом Колосковым.

Они уже почти вышли на рубеж атаки, когда чья-то неосторожность (из-под ноги покатился камень) обнаружила обходящий отряд. В тот же миг на шум полетела немецкая граната. Оказывается, совсем рядом был пост боевого охранения противника. Пятеро наших бойцов были ранены. Командир лейтенант Колосков и пулеметчик Куницын получили тяжелые ранения. И тогда командование взял на себя старший сержант И. С. Колодько.

Он понимал, что элемент внезапности уже утрачен и гитлеровский гарнизон высоты теперь начеку. Надо было что-то придумать. Колодько приказал отряду залечь, а сам двинулся к вершине. Бесшумно подобрался к самым окопам, нашел там скалу, которая козырьком закрывала его от фашистов. Ему тут же пришла дерзкая мысль…

Старший сержант вернулся к своему отряду и изложил свой план. Отряд делился на две группы. Когда он, Колодько, уничтожит пулеметы, эти группы с двух сторон бросаются к вершине и добивают гитлеровцев, еще оставшихся в живых. Затем командир собрал в вещмешок все гранаты (а их оказалось около полусотни) и снова отправился под скалу-козырек. Первую Ф-1 он бросил на приглушенный звук немецкой речи. А потом «карманная артиллерия» била уже на звуки пулеметных и автоматных очередей. Противник высветил всю высоту ракетами, но все-таки так и не мог понять, откуда летят гранаты. А они все взрывались и взрывались, уничтожая фашистскую нечисть.

Когда замолкли все пулеметы, две группы старшего сержанта Колодько ворвались на вершину. Высоту они взяли без потерь, а сами уничтожили более 50 горных стрелков.

Это был один из последних боев воинов 383-й стрелковой дивизии на туапсинском направлении. 23 декабря 1942 года наше соединение было выведено в район горы Два Брата и приступило к постройке шалашей, бань и прочих сооружений, необходимых войскам для отдыха от ратных дел. Уничтожение семашхской группировки врага заканчивали 83-я горнострелковая, 353-я стрелковая дивизия, 8-я гвардейская, 10-я и 165-я стрелковые бригады, которые вместе с 383-й стрелковой дивизией сыграли решающую роль в разгроме противника, из последних сил рвавшегося к Туапсе.

Полки и отдельные батальоны занимались боевой иполитической подготовкой. Особенное внимание уделялось молодому пополнению. В основе всех занятий была тактика. Учебный батальон произвел выпуск младших командиров. Хороший выпуск, прошедший школу ратного мастерства в ожесточенных боях на туапсинском направлении.

Боевая учеба продолжалась до 9 января. 10-го по приказу командующего Черноморской группой войск 383-я стрелковая дивизия в пешем строю выступила в Туапсе, чтобы затем войти в подчинение командующему 47-й армией генерал-лейтенанту Ф. В. Камкову.

Командование дивизии поставили в известность, что нам предстоит совершить из Туапсе марш на автомашинах протяженностью 180―200 километров. 300 грузовиков были поданы под погрузку 21 января. За 10 дней подготовки мы успели оборудовать погрузочные площадки, в том числе для тяжеловесных грузов. На склонах горы выкопали специальные выемки, в которые задним ходом заезжала машина, и пол ее кузова оказывался вровень с пологим скатом или площадкой.

Кроме отдельных подразделений боевого обеспечения дивизии в первом эшелоне совершали марш 696-й стрелковый полк и один батальон 691-го артполка. Дождь и снег. Дорога скользкая, будто всю ее натерли мылом. Еле-еле ползем. Дистанции между машинами и между колоннами подразделений не соблюдаются. Остановишь, подтянешь отставших, но через километр пути движение расстраивается опять. У большинства водителей — очень малый опыт шоферской работы. А тут еще и машины иностранной марки…

Нечего и говорить, что график марша, составленный в Туапсе, остался графиком на бумаге. Темп движения оказался настолько низким, что лошади, которых мы пустили своим ходом, прибыли в Кабардинку всего часов на пятнадцать позже, чем первый эшелон автомобилей.

696-й стрелковый полк, один батальон 691-го стрелкового полка ˂…˃ дивизион 966-го артполка и подразделения боевого обеспечения полностью разгрузились в Кабардинку около 16 часов 22 января 1943 года, а в 17 часов ˂…˃ минут я уже получил от командующего 47-й армией генерал-лейтенанта Ф. В. Камкова боевое распоряжение, согласно которому должен был, не ожидая полного сосредоточения дивизии, в ночь на 23 января походным порядком выступить с прибывшими силами по маршруту перевал Кабардинский, Шапшугская и к 16 часам сосредоточиться в районе два километра южнее этого населенного пункта. 383-й стрелковой дивизии этим же боевым распоряжением предписывалось иметь: 3 сутодачи продовольствия на руках, 2 сутодачи — в обозе и 1 боекомплект снарядов, мин, гранат и патронов. [23] ЦАМО, ф. 402, оп. 9575, д. 197, л. 92.

Перед нашим выступлением приехал командарм. Он очень торопил нас и сам куда-то торопился, так что разузнать, какая задала предстоит нам после этого марша, мне не удалось.

— Будем наступать, — сказал Камков. — А конкретную задачу получите в Шапшугской. Давайте-ка поспешите…

Этот 25-километровый переход памятен, по-видимому, всем его участникам. Снова дождь со снегом. В лицо — неистовый ветер, сбивающий с ног. Страшная грязь, дорога разбита. Обгоняю одну из ротных колонн 696-го полка. Из чавкающей, свистящей темноты доносится задиристая песня:

— Синицын! — доносится из головы колонны. В командирском окрике — отчетливо различимое недовольство. Песенник тут же умолкает. — Рядовой Синицын!

— Я!

— У тебя что, других песен нет!

— Дык я по обстановке, товарищ лейтенант!..

На минуту все голоса умолкают. Но невидимому в ночи Синицыну такое молчание невмоготу, и он заводит: