Константин Провалов - В огне передовых линий

Между тем штарм горячился. Оттуда то и дело звонили с требованием немедленно выступить в район Шапарки. Кое-как сумел доказать, что выступать сейчас же нецелесообразно. Потом начали названивать и поторапливать с ускорением движения 694-го стрелкового полка из Кабардинки. Все это отвлекало от работы и потому несколько раздражало. Однако это раздражение как рукой сняло, когда мне вручили письменное распоряжение, подписанное начальником штаба армии генерал-майором Дашевским и начальником оперативного отдела штарма полковником Чигиным: «Командиру 383 сд. Командующий приказал: делать что угодно, но полк должен быть готов на исходном положении к исходу 25.1.43». [27] ЦАМО, ф. 402, оп. 9575, д. 187, л. 102. Прочитав столь не по-военному составленный документ, я невольно улыбнулся. С таким неопределенным приказанием пришлось столкнуться впервые…

В этот момент в блиндаж моего НП спустились заместитель начальника политуправления Черноморской группы войск полковник Л. И. Брежнев и начальник политотдела 47-й армии полковник Μ. X. Калашник, сопровождаемые М. С. Корпяком и П. И. Игнатенко.

— Ну вот, Михаил Харитонович, — сказал Леонид Ильич, — у комдива прекрасное настроение — значит, и в полках такое же. Что так развеселило, товарищ Провалов?

Доложив о боевой обстановке и о том, чем занимается личный состав, я протянул Леониду Ильичу листок полученного приказания. Он внимательно прочитал, тоже улыбнулся.

— Нервничают товарищи, — сказал, возвращая мне бумагу. — Ну, ничего, их понять можно. Надо ведь прорывать оборону-то!.. Давайте-ка лучше поговорим о завтрашнем наступлении.

Леонида Ильича Брежнева у нас в дивизии знали еще с Миуса, когда он приезжал в Красный Луч как представитель Военного совета Южного фронта. Последний раз полковник Л. И. Брежнев навестил соединение в первых числах ноября 1942 года, когда мы только-только выбили противника с рубежа реки Пшиш. Тогда он побывал на передовой почти во всех подразделениях, много беседовал с людьми, с бойцами, командирами, политработниками, с беспартийными и коммунистами. Для каждого у него нашлось и доброе слово, и совет. Но когда, помнится, Леонид Ильич столкнулся с нерасторопностью одного из ротных, он строго спросил его:

— Вы коммунист?

— Так точно, — ответил лейтенант.

— А вот ваш сосед — комсомолец. Он должен учиться у вас. Но чему же учиться, если в его роте люди укрыты от огня как положено, а в вашей — как бог на душу положил?.. Стыдно! И себя не уважаете, и дивизию свою позорите…

Эти слова человек запомнил крепко. Потом хорошо воевал, был награжден боевыми орденами, но как вспомнит ту свою промашку, даже сейчас, спустя столько лет, волнуется и все повторяет: «Надо же было так обмишуриться!..» Я не называю здесь фамилию этого офицера — она названа мной раньше, в числе отличившихся.

…С Леонидом Ильичом Брежневым было легко разговаривать. Он очень быстро входил в обстановку и потом уж понимал тебя с полуслова. Вот и теперь, когда я докладывал ему о боевой задаче дивизии и о том, почему она будет такой сложной, он, глядя на карту, вдруг спросил:

— А на правом фланге поставите тот полк, который еще не прибыл?

— Его, Леонид Ильич. На правом тоже будет нелегко, но все же здесь короче путь для сближения с противником.

— Вот так и скажете бойцам. Они поймут. У нас необыкновенные люди, товарищ Провалов!..

С моего НП Л. И. Брежнев и Μ. Х. Калашник отправились в 691-й стрелковый полк. Там они провели совещание политработников, побеседовали с боевым активом, со многими красноармейцами и младшими командирами. Леонид Ильич Брежнев лично убедился, что люди рвались в бой. После этого он побывал и в 696-м стрелковому полку, а потом уехал на левый фланг армии, в 318-ю стрелковую дивизию.

На рассвете 26 января полковник Л. И. Брежнев снова появился на моем наблюдательном пункте и первое, о чем спросил, покормили ли личный состав. Ответил, что часа два как поели. Сразу и ужин, и завтрак. Все — горячее.

— И сто граммов?

— Без них, Леонид Ильич. В дивизионных тылах запасов не было, а из армейских не подвезли.

— Как настроение в шестьсот девяносто четвертом? Прибыл он?

Доложил, что прибыл поздно вечером. Сюда, на исходный рубеж, я ставил его сам. По дороге успел поговорить и с офицерами, и с солдатами. Устали, конечно, сильно, да еще предстояли ночные инженерные работы. Однако все думают об одном и том же — наступать.

— Тогда почему так волнуетесь?..

Перед боем волнуется каждый командир. Как пройдет артподготовка? Насколько дружно поднимутся пехотные цепи? Не забыл ли чего, все ли, что можно было, предусмотрел? Пока ждешь условленной, назначенной тобой или твоим командиром минуты, час годом кажется.

Заместитель начальника политуправления понял мое состояние и тут же круто повернул разговор, стал рассказывать сначала о Днепрогэсе, а потом о «Запорожстали». Очень наблюдательный человек, Леонид Ильич говорил так интересно, что я действительно несколько отвлекся от мыслей, которые неизбежно рождаются в ожидании атаки.

К сожалению, артподготовка началась лишь в 13 часов. Получилась она не то чтобы жиденькой, но и не мощной, не той, какой хотелось бы видеть и слышать ее. Однако батальоны поднялись дружно и пошли на сближение с противником. В 13 часов 30 минут штурмовые отряды 696-го стрелкового полка первыми завязали с румынскими горными стрелками ближний огневой бой. Мы применили ту же тактику, которой научились в горах под Туапсе, то есть действовали группами, обходя или блокируя огневые точки.

С моего наблюдательного пункта вся картина боя отлично просматривалась, и полковник Л. И. Брежнев, наблюдая нашу атаку, дал высокую оценку действиям полков. Люди дрались хорошо. Обледенелые камни и скалы выскальзывали из-под ног, но бойцы упорно шли вперед, стремясь как можно быстрее приблизиться к врагу на бросок гранаты. И это удалось во многих местах. Кажется, вот-вот будет преодолена первая линия вражеских окопов. Однако из глубины обороны противника начинали бить новые, до сих пор не обнаруживавшие себя пулеметы, и приходилось откатываться чуть назад, чтобы собраться для следующего броска.

27 января с утра дивизия получила от правого своего соседа, 103-й стрелковой бригады, роту танков — пять Т-34. Боевое распоряжение гласило, что командир 383-й стрелковой дивизии должен был, создав ˂…˃ группу в составе батальона автоматчиков, ˂…˃ саперов и танкового десанта, взломать оборону ˂…˃ и дать возможность остальным войскам армии ˂…˃ тактический простор в ˂…˃ к исходу дня станцией Крымская. [28] ЦАМО, ф. 402, оп. 9575, д. 187, л. 127.

Артподготовка из-за недостатка артиллерийских боеприпасов была короткой, минут десять, помнится. По переднему краю обороны противника отбомбились несколько наших самолетов. И дивизия пошла. Танковая рота помогла нам на участке высоты 224,6, табачная ферма метров на 500 вклиниться в оборону противника. С помощью бронированных машин группы автоматчиков блокировали дзоты, а саперы взрывали их. Таким способом уничтожили шесть деревянно-земляных огневых точек. Но и танковая рота понесла потери. Два Т-34 были сожжены противотанковыми орудиями врага…