Константин Провалов - В огне передовых линий

Командарм генерал-лейтенант А. А. Гречко, уловив в нашем первом маленьком успехе надежду на успех всей армии, в 14 часов ввел в бой на направлении наступления 383-й стрелковой дивизии 151-ю танковую бригаду подполковника В. А. Корнилова. Если бы танкисты сумели пройти к нам, положение улучшилось бы значительно. Ведь в уличном бою танк — это и щит пехоты, и ее таран. Но, к сожалению, бригада подставила борт под фланкирующий огонь противотанковой артиллерии врага с высот северо-восточнее Абинской и за короткое время потеряла 10 машин. Сейчас даже и не передать, как было больно смотреть на эти черные дымы!..

…Сталинградская битва победоносно завершена. На берегах матушки-Волги нашла свой бесславный конец 330-тысячная армия Паулюса. Гитлер объявил в Германии траур, а у нас радости нет предела. Даже сейчас, спустя столько лет, невозможно без волнения вспоминать, как мы слушали сообщение Совинформбюро о полной ликвидаций сталинградской группировки немецко-фашистских войск. Велик праздник! Но вот какое тут дело. Не родила ли блестящая победа нескольких наших фронтов под Сталинградом иллюзий? Например, на тот счет, что враг теперь уже, дескать, не тот и что бежать ему теперь без оглядки.

Судя по тому, в какой спешке готовилось наступление на Абинскую, элементы шапкозакидательства все же появились. Чтобы наносить удар значительно севернее станицы, требовалась перегруппировка войск. Но не терять же время! Вот и поспешили…

Какому советскому человеку не хотелось тогда, чтобы как можно быстрее выгнать супостата из пределов священной нашей земли! Но одно дело чувства, желания, другое — возможности, силы.

Абинская была взята лишь спустя полмесяца. Но 383-я стрелковая дивизия в боевых действиях не участвовала: сосредоточившись в районе станицы Йльской, она пополнялась личным составом и занималась боевой и политической подготовкой.

27 марта 1943 года 383-я стрелковая дивизия, совершив марш из района Ильской, заняла свое место в боевом построении 56-й армии — на ее правом фланге, на рубеже Верхне-Ставропольский, Майоровский. Согласно плану операции армии предстояло нанести два удара: главный — силами 10-го гвардейского стрелкового корпуса, 61-й и 383-й стрелковых дивизий из района Украинская, Поповский, Верхне-Ставропольский в направлении Верхнего Адагума и вспомогательный — силами 20-й и 83-й горнострелковых и 2-й гвардейской стрелковой дивизий из района Мова, Лесная в направлении Молдаванского. Иначе говоря, прорывать оборону противника надо было севернее и южнее Крымской, а затем, обойдя станицу, войска должны были развивать наступление на Верхне-Баканский, который прикрывал тыл новороссийской группировки врага.

В этой операции 383-я стрелковая дивизия предназначалась для наступательных боевых действий в первом эшелоне на главном направлении. Задача ее состояла в том, чтобы к исходу первого дня наступления овладеть южной окраиной станицы Крымская.

В 9 часов утра 4 апреля мы начали атаку. И сразу же стало ясно, что даже часовая артиллерийская подготовка наступления (а в интересах 383-й стрелковой дивизия работали 1231-й гаубичный артполк и 769-й артиллерийский полк 242-й горнострелковой дивизии) дала весьма незначительный эффект. Большинство огневых средств противника подавлено не было. И все же мы подошли к железнодорожной насыпи. Как раз в тот момент, когда начался сильный дождь. Но тут контратака на оба наших фланга — общим числом до полка пехоты и 26 танками… К исходу дня дивизия вынуждена была отойти на исходный рубеж.

56-я армия, а в ее составе и 383-я стрелковая дивизия, снова перешли в наступление 14 апреля. Особенно сильный бой разгорелся на нашем стыке с левым соседом — 61-й стрелковой дивизией генерал-майора С. Н. Кузнецова. На пути 3-го батальона 696-го стрелкового полка встала высота с отметкой 68,8 — сильно укрепленный опорный пункт противника. Комбат капитан Николай Подкидыш принял решение одной ротой с фронта сковать гарнизон высоты, а двумя другими обойти ее и атакой с двух направлений овладеть вражескими позициями. В обход слева людей повел начальник штаба батальона старший лейтенант Леонид Поздняков, в обход справа — заместитель комбата старший лейтенант Николай Теплов. Подкидыш сначала хотел послать своего заместителя по политчасти капитана Семена Колотилина. Но Теплов настоял, чтобы послали его:

— Мне ведь вчера партбилет вручили, а ты, Семен, хоть и комиссар, не понимаешь ситуации.

И пошел Теплов. Он-то и рассказал потом о гибели начальника штаба батальона старшего лейтенанта Л. Позднякова. Поздняков был человек исключительной храбрости. Его очень любили солдаты. Никогда не унывает, для каждого бойца найдет доброе слово, но за службу спрашивает по всей строгости. И люди понимают: на то она и служба…

Леонид встал первым.

— За Родину нашу — вперед, братишечки, за мной! С автоматом наперевес он все время бежал впереди, на самой вершине двумя гранатами уничтожил пулеметный расчет, остановился, выхватил из-под ватника кусок красного полотна. И тут покачнулся… Тяжелыми шагами Поздняков шел с алым этим стягом к той точке, к которой сам себе поклялся дойти. И дошел. И упал. Он отдал все, что мог. Жизнь.

А бой уже катился дальше, к железной дороге, к мосту через реку Адагум. Наступательный порыв был силен, как никогда. Управляя полками, я видел, как дружно наступают все подразделения и, несмотря на ожесточеннейшее сопротивление врага, теснят его.

Чтобы передать современному читателю все состояние духа наших бойцов в том бою, позволю себе привести здесь письмо, которое во время работы над этой книгой я получил от ленинградки Евгении Алексеевны Владимировой. В 383-й стрелковой ее знали в годы войны как санинструктора 3-го батальона 694-го стрелкового полка Женю Янушкевич. Вот что она пишет: «…Вой, свист, грохот разрывов, и сквозь все это — стоны раненых, к которым единственно мы прислушиваемся: я и мои подруги исполняем свое главное дело на войне — перевязываем раненых, подтаскиваем или сопровождаем их к большой воронке от снаряда. Отсюда они будут эвакуированы.

Услышала зов. Бегу, на ходу разрывая упаковку бинта… Увидела раненого и оцепенела в замешательстве: он полз ко мне, таща за собой на белых сухожилиях обе ноги, оторванные ниже колен.

Как мне перевязать его? Эти… ноги!..

— Ну что, дочка, не знаешь, что делать? Режь.

Подчинилась. Перочинным ножом сделала я эту первую и последнюю свою операцию, забинтовала раны и собиралась помочь бойцу добраться до воронки. Но он снова предупредил меня:

— Доползу, дочка, сам. Знаю куда. А ты к другим на помощь иди. Иди, они ждут.

Вот, собственно, и весь суровый военный эпизод, врезавшийся в мою память. Это искалеченное, обезображенное, страдающее тело и — ни с чем не сравнимая красота несломленного духа, освященная этим страданием!