Александр Черваков - Две стороны. Часть 3. Чечня

Утром Щербаков проснулся в остывшем танке. Затекшие ноги привычно лежали на спаренном с пушкой пулемете. Изо рта шел пар, оставляя иней на холодной поверхности наблюдательного прибора командира ТКН-ЗМ. Потянувшись, насколько это возможно в тесной башне, лейтенант повернул ручку командирского люка и толкнул его вверх. Внутрь ворвался морозный воздух вместе с ослепительным светом солнечного дня. Щурясь от яркого солнца, Александр выглянул наружу. Поначалу глаза привыкали к слепящим лучам, отражавшимся от лежащего повсюду белого снега. В кристально-чистом воздухе наконец-то всё видно до горизонта с темнеющими на нем Кавказскими горами. По обе стороны тянулся Терский хребет, сзади к танку подходил знакомый лейтенант из пехоты, а внизу, куда нацелилась пушка танка, черным пятном расстилался огромный разрушенный город.

– Это что за город? – махнул в сторону дымящихся вдали многоэтажек Щербаков.

– Грозный, Саня, – ответил подошедший к танку командир мотострелкового взвода Игорь Вологжанин.

– Грозный?! – воскликнул Щербаков. – Надеюсь, ближе мы его не увидим? – попытался пошутить он.

– Да, очень бы не хотелось, – ответил лейтенант-мотострелок.

На обед Щербаков ходил в офицерскую палатку-столовую на КНП 2-го МСБ, ужин и завтрак развозили на ГАЗ-66 по подразделениям. Но порции маленькие, а на холоде есть хотелось постоянно. Кравченко раздобыл на ПХД большую жестяную банку комбижира, литра на три, а то и больше. Белый комбижир мазали толстым слоем на черствый хлеб, посыпали солью и ели, представляя, что это хлеб с салом. С питьевой водой тоже проблемы – рядом никакого источника, воду возили из Толстого-Юрта на ПХД для приготовления пищи. Попить чай или кисель можно только во время приема завтрака, обеда или ужина, в другое время набирали в кружку снег и растапливали его на горящих таблетках сухого горючего, оставшихся от сухпаев. Потом сухое горючее закончилось, и днем стали топить снег на костре из сырых веток, а ночью, если очень хотелось пить, пили дистиллированную воду, выданную в полуторалитровых бутылках для дозаправки аккумуляторов. Но такой водой напиться невозможно, поэтому пить хотелось всегда. За несколько дней съели весь комбижир и выпили все девять бутылок дистиллированной воды.

Погода улучшилась, днем ярко светило солнце, снег наполовину растаял, обнажив рыжую землю. В некоторых местах она бордово-красного цвета, словно пропитанная кровью. Теперь в прицел можно хорошо рассмотреть чернеющий вдали город с дымящими кварталами. Всего в четырех с половиной километрах, прямо по курсу, тянулась длинная взлетно-посадочная полоса грозненского аэродрома Северный, а за ним одноэтажные пригороды Грозного. Дальше торчали разрушенные многоэтажки центра города. На склонах хребта горели нефтяные факелы, с рёвом выбрасывая пламя из недр обугленной земли. В безветренную погоду столбы черного дыма от них поднимались высоко в голубое небо. Часто в разных частях города мерцали вспышки взрывов – это артиллерия обстреливала городские кварталы. Но интереснее всего наблюдать за бомбардировками авиации. Самолет порой не видно, доносился только далекий звук реактивных двигателей, а затем длинный ковёр идущих один за другим взрывов, превращающих очередной район города в руины. Особенно красиво такое смотрелось ночью в прибор ночного видения. Небо, отсвечивающее зеленым, белые вспышки взрывов и пересекающиеся пунктиры трассеров.

Батальон растянулся по хребту на десяток километров, нацелив свое вооружение на северную часть Грозного. Пару раз Щербаков ездил на танке проверить свои 158-й и 172-й экипажи. Молодой экипаж 172-го стоял недалеко, под присмотром экипажа командира танковой роты, совместно с «Танюшей» охраняя штаб батальона. 158 находился правее и дальше по хребту в ложбине, рядом с разрушенной нефтяной качалкой. Его экипаж занял там оборону вместе с 1 МСВ 4-й МСР. Пехота поселилась в оставшемся от нефтяников синем вагончике с законопаченными дырками от пуль и осколков в жестяных стенах. Танкисты 158-го не стали заморачиваться с землянкой и так же, как и экипаж Щербакова, жили в танке.

Дальше всех по хребту стоял один из мотострелковых взводов 6 МСР с экипажем 153-го танка 2 ТВ, его наводчиком являлся небезызвестный Женька Лебедев, заваливший мечеть с боевиками в дагестанском Карамахи. Командиром танка был сержант Евстигнеев Сергей, механиком – башкир Эмиль Кайдалов. Их танк занял оборону на крутом обрыве, направив пушку вниз в сторону пригородов Грозного.

13 января, когда время близилось к полуночи, в черное небо взвилась красная ракета и в наушниках сидящего на дежурном приеме Щербакова, прозвучал приказ "К бою!". Лейтенант растолкал заснувший экипаж, приказав немедленно завести танк. В холодной тишине донеслось, как левее, в стороне КНП батальона запустили свои двигатели 172-й и «Танюша». Двигатель 157-го загрохотал, и теперь, кроме его рева, вокруг ничего не слыхать. Юркнув в люк, лейтенант включил наблюдательный прибор, поставил его в ночной режим и завертел командирской башенкой в поисках целей, тревожно вслушиваясь в потрескивающие помехи наушников.

«Альбатрос, альбатрос, – наконец услышал он общий для всех позывной, – наблюдать в сторону города. Возможен прорыв противника! Без команды не стрелять!»

В груди Щербакова тревожно екнуло: – Кравченко, наблюдай в сторону противника! Не стреляй без команды!

Кравченко, кивнув, прильнул к окулярам прицела и стал потихоньку вращать пушку по сторонам. Поначалу в приборе ночного видения Щербакова мельтешили только черно-зеленые помехи, но потом вдруг он увидел парные точки далеких автомобильных фар.

– Товарищ лейтенант, – в наушниках послышался голос Кравченко, – там, по ходу, машины какие-то сюда едут. Может, долбануть?

– Без приказа не стрелять, ты что, не слышал? – Щербаков зыркнул на наводчика, но тот уже опять уставился в прицел. – Кравченко, ты слышал?

– Да слышал, слышал!

– Сколько до цели?

– Три шестьсот, – ответил наводчик.

– Люк задрай, – закрывая командирский люк, крикнул Щербаков, – Обух, тоже люк закрой совсем!

– Прокат 30, прокат 31, прокат 32! Я прокат 01, как слышно? Прием!

– Прокат 01, я прокат 30. На приеме!

– На приеме 31-й.

– На приеме 32-й.

– Покат 30, прокат 31, прокат 32! Огонь в сторону противника! Как поняли? Прием!

– Вот теперь стреляй! – Щербаков посмотрел на нажавшего кнопку АЗР Кравченко.

Снаряд-заряд привычно влетели в канал ствола, и через мгновенье гулко грохнул выстрел. В прицел видно, как правее, с возвышающегося утеса, полетели пунктиры из спаренной зенитной установки в сторону мелькающих где-то далеко внизу огоньков. В приборе ночного видения на мгновения показалось несколько вспышек разорвавшихся танковых снарядов. Буквально через секунды огоньки стали разворачиваться и гаснуть. Вновь в прицеле одни помехи.