Дэвид Шефф - Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына [litres]

Что же тогда? Я слышал истории успеха от людей, которые отправляли своих детей в программы разного типа. Они могут осуществляться в стационарных и амбулаторных условиях. Это могут быть четырехнедельные программы, как в реабилитационном центре «Олхофф», в больнице Св. Елены, в Сьерра-Тусон, «Хазельдене» и других многочисленных учреждениях. Есть трехмесячные программы типа школы выживания для трудных подростков, шестимесячные программы вроде тех, которые предлагают «Олхофф», «Хазельден» и другие лечебные центры по всей стране, и годичные курсы реабилитации с одновременным обучением по программе старшей школы и послешкольным обучением. Долгосрочное пребывание в сообществах для бывших алкоголиков и наркоманов типа «Херберт-Хауса» изменило и, по сути, спасло жизнь многим наркозависимым. Не существует какого-либо единственно верного или простого ответа, так как никто не может сказать, что поможет тому или иному конкретному человеку. Очень трудно получить надежный профессиональный совет, но я бы приложил все силы, чтобы это сделать. Я бы настаивал на получении второго и третьего мнения специалистов. Я бы посовещался с докторами, психотерапевтами, консультантами-психологами – в школе и вне школы, предварительно убедившись в том, что они имеют опыт работы с детьми, употребляющими алкоголь и наркотики. Я бы критически оценивал их советы, памятуя о том, что это не точная наука и что каждый ребенок и каждая семья уникальны.

Практически во всех случаях решение отправить ребенка в реабилитационный центр помимо его или ее воли было самым трудным решением, которое когда-либо приходилось принимать родителям. Мать одного из одноклассников Ника рассказывала мне, что наняла человека, чтобы похитить своего семнадцатилетнего сына, который употреблял наркотики и торговал ими. Профессионалы схватили его и отвезли в наручниках в школу выживания для прохождения трехмесячного курса реабилитации. Она рыдала три дня. После прохождения программы у него был один рецидив, но теперь он говорит, что ее вмешательство спасло ему жизнь.

Я слышал подобные истории на собраниях анонимных алкоголиков, которые посещал вместе с Ником. Наркоманы в процессе выздоровления вспоминали то время, когда их родители организовывали интервенции или силой отправляли их на лечение. «Тогда я их ненавидел. Они спасли мне жизнь». Я слышал и о неудачных попытках. «Я старался, но мой сын умер». При лечении наркомании никто не может гарантировать результат. Статистические данные практически ни о чем не говорят. Никогда нельзя с уверенностью сказать, что ваш ребенок попадет в те 9, 17, 40, 50 % или в еще какой-то процент счастливчиков, которым удалось выкарабкаться из зависимости. В то же время статистика оказывает отрезвляющий эффект. Благодаря ей мы видим, насколько страшен наш враг, она предостерегает нас от излишнего оптимизма.

Порой, когда Ник срывался, я начинал винить его консультантов-психологов, психотерапевтов, реабилитационные центры и, конечно, себя. Вспоминая прошлое, я пришел к пониманию того, что реабилитация – непрерывный процесс. Пусть он сорвался, но пребывание в клинике прервало порочный цикл употребления наркотиков. Не будь этих перерывов, он бы, возможно, умер. А теперь у него есть шанс.

В связи с этим возникает еще один вопрос. Да, я буду помогать своему ребенку возвращаться в реабилитационный центр после рецидива. Не знаю, сколько раз. Один? Два? Десять раз? Не знаю. Некоторые специалисты со мной не согласятся. Они наверняка посоветуют никак не помогать детям. По их мнению, наркозависимый должен самостоятельно прийти к пониманию необходимости выздороветь. В некоторых случаях они оказываются правы. К сожалению, никто ничего не может знать наверняка.

Я понял еще несколько вещей. Реабилитационные центры не идеальны, но это лучшее, что у нас есть. Лекарственные препараты помогают некоторым наркозависимым, но нельзя ожидать, что они заменят реабилитационный центр и непрерывную работу по выздоровлению. Я бы не стал помогать человеку, принимающему наркотики, предпринимать какие-то другие шаги, помимо возвращения в реабилитационный центр. Я бы не оплачивал им жилье, не вытаскивал из тюрьмы, если только они не согласятся отправиться прямиком в реабилитационный центр. И даже тогда я не стал бы их повторно вытаскивать из тюрьмы, оплачивать их долги и никогда не стал бы давать им деньги.

В 1986 году Нэнси Рейган, которая начала антинаркотическую кампанию «Просто скажи нет», произнесла знаменитые слова: «У морали нет середины. Безразличие не выход… Ради наших детей я умоляю каждого из вас проявить твердость и непреклонность в вашей борьбе с наркотиками».

Я не знаю ни одного взрослого человека, который выступал бы за употребление таких наркотиков, как метамфетамин. Но мы должны понимать, что наши дети растут в сложном мире, и мы должны помогать им, насколько это в наших силах.

Нику говорили: «Просто остановись, брось наркотики».

Но я теперь знаю, что это не так-то просто.

Мне говорили, чтобы я отпустил свою тревогу, потому что ничего не могу сделать: «Выбрось это из головы». Но мне никогда это не удавалось. В конце концов я научился проделывать трудную работу, которая необходима для того, чтобы реально оценить ситуацию. Потому что если это становится главным делом в вашей жизни, это не помогает никому – ни наркозависимому, ни остальным членам семьи, ни вам. Отсюда мой совет: пробуйте все что угодно – психотерапию, частое посещение собраний Ал-Анон, – чтобы сдерживать свою тревогу. И будьте терпеливы к себе. Позвольте себе совершать ошибки. Будьте снисходительны к себе и проявляйте больше любви к своей супруге (супругу) или партнерше (партнеру). Ничего не утаивайте. Как постоянно повторяют на встречах Ал-Анон, вы больны, пока храните это в секрете. Откровенные отношения не решают всех проблем, но приносят большое облегчение. Истории, которыми мы обмениваемся на собраниях, помогают нам не забывать, с чем мы имеем дело. Наркозависимые нуждаются в постоянных напоминаниях и поддержке, так же как и их семьи. Как я уже говорил, я лихорадочно работал. Я писал и по ночам, иногда не мог остановиться до утра. Если бы я был художником, как Карен, я бы отобразил свои переживания на холсте. Она часто так и делала. А я писал.

Я больше не зацикливаюсь на проблемах Ника. Возможно, когда-нибудь это изменится, но пока я принимаю ситуацию, когда он проживает жизнь по-своему, и даже благодарен за это. Конечно, я всегда буду надеяться, что он не сорвется. Я надеюсь, что наши отношения наладятся, но понимаю, что это возможно только при условии, что он сохранит трезвый образ жизни.

Куда же делась моя тревога? Я создал ее мысленный образ. Художник Чак Клоуз как-то сказал: «Меня подавляет целое». Он разработал технику разбивки образов на сетку из маленьких квадратиков удобного для работы размера. Рисуя поочередно в каждом квадрате, он создает завораживающие портреты, занимающие целую стену. Меня тоже часто подавляло целое, но я научился удерживать свою тревогу за Ника в одной или двух ячейках сетки, с помощью которой Клоуз мог бы изобразить мою жизнь. Время от времени я в них заглядываю. В эти моменты я испытываю целую гамму эмоций, но теперь этот груз эмоций меня не подавляет.