Дэвид Шефф - Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына [litres]

Когда карта была полностью закончена, стало понятно, что мы с Карен поставили перед собой довольно серьезные задачи: отступить на задний план, оказывать Нику поддержку, но дать ему возможность самому пройти весь путь к выздоровлению. А мы тем временем будем работать над тем, чтобы распутать все узлы в наших взаимоотношениях и сделать их здоровыми, наполненными любовью и поддержкой, но исключающими зависимость друг от друга. Однако б о льшая часть самой тяжелой работы ложилась на плечи Ника, так как перед ним постоянно маячили всяческие опасности и соблазны, побуждая его сорваться. Обозначенные беспощадными красными мазками, эти опасности были чреваты пагубными последствиями, они вездесущи и коварны. Настоящая трясина, и если Ник выберется из нее, это будет просто чудо. Думая об этом, я взглянул на мать Ника. Потом перевел взгляд на него. Здорово, что мы здесь вместе. Это тоже чудо. Не будет ли слишком дерзко с моей стороны надеяться, что чудеса на этом не закончатся?

Я летел домой. Я чувствовал себя так, будто кто-то распилил мою грудную клетку и сделал ряд разрезов от ключицы к обеим лопаткам. Потом разрезал посередине грудь и живот до паха и сделал еще несколько горизонтальных разрезов от кончика одной тазовой кости к другой. Затем этот кто-то руками в пластиковых перчатках взялся за куски плоти и отогнул их в разные стороны, разрывая сухожилия, мышцы и кожу, выставляя напоказ мои внутренности.

Это ощущение не оставляло меня. Я снова был дома. Карен и Дэйзи отправились на прием к ортодонту. В доме остались только мы с Джаспером. Он играл на гитаре, сочинял песню, которую собирался записать с помощью программы Garage Band. Он добавил барабаны, другие виды ударных и синтезатор. Потом записал свой голос, придумав смешной текст. В конце он несколько раз повторил слово «пончики», как если бы это был финал в оперном либретто. Закончив сочинять эту шумную композицию, он записал ее на компакт-диск.

Подошло время везти его на тренировку по лакроссу. По пути мы прослушали его музыкальные сочинения, а потом рок-группу White Stripes. На парковке у поля он выпрыгнул из машины, натянул спортивную форму и побежал к друзьям.

Я стоял у спортивного поля. Было холодно, ребята в своей гладиаторской экипировке выдыхали облачка пара, как драконы. Они носились по полю за маленьким белым шариком, ловили его в сетки, закрепленные на концах клюшек, и бросали друг другу.

В кармане у меня лежал выключенный мобильник. Раньше об этом нельзя было и помыслить. Доктор считал, что телефон привязывает меня к Нику и каждый резкий звонок дает встряску моему сердцу наподобие дефибриллятора. Очевидно, он давал встряску сердцу каждого из нас. Каждый звонок подпитывал мою навязчивую озабоченность тем, чтобы получить либо заверения в том, что у него все хорошо, либо подтверждение того, что у него все плохо. Моя созависимость не принесла ничего хорошего ни Нику, ни кому-либо из нас. Зависимость Ника захватила меня настолько, что практически не оставила места для остальной жизни. Но разве может оставить равнодушным борьба собственного ребенка не на жизнь, а на смерть? Теперь я сам проходил курс реабилитации, чтобы избавиться от созависимости. Большая работа велась с помощью психотерапии, но я предпринимал и практические шаги. Например, выключал свой мобильник.

После тренировки мы с Джаспером пошли в спортмагазин. Ему стали малы шиповки, нужно было купить новые. Он помог мне заплатить за них, использовав свою подарочную карту, оставшуюся с Рождества. Когда он доставал карту из бумажника на кассе, из него выпал листок бумаги.

– Что это? – спросил я Джаспера, когда он нагнулся его поднять.

– Письмо, которое мне написал Ник.

Он быстро сложил его и спрятал в бумажник.

Мы поехали домой.

Дети спят. Мы с Карен лежим в постели и читаем. Брут куда-то бежит во сне. Я откладываю книгу и лежу, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Родители наркозависимых со временем учатся сдерживать свои ожидания, хотя мы никогда полностью не теряем надежду. Мы боимся смотреть в будущее с оптимизмом, нам страшно, что мы будем за него наказаны. Безопаснее закрыться, уйти в себя. Но сейчас я снова открыт и поэтому чувствую всю боль и радость, которые принесло мне прошлое, и тревожусь о будущем, и надеюсь на лучшее. Я знаю, что я чувствую. Все сразу.

Ха Цзинь пишет: «Есть великие мужчины и женщины, которые через страдания становятся сильнее и искупают свои грехи, более того, они стремятся обрести печаль, а не радость. Например, Ван Гог утверждал: “Печаль – чувство куда сильнее, чем радость”. А Бальзак провозглашал: “Несчастье – лучший учитель”. Но эти сентенции годятся только для неординарных личностей, для немногих избранных. Простых людей, вроде нас с вами, чрезмерные страдания только сделают более слабыми и жалкими, безумными, мелочными и несчастными.

Я не великий человек, но я не чувствую себя более слабым, жалким, безумным, мелочным или несчастным. Были периоды, когда я испытывал нечто подобное, но теперь я чувствую себя отлично, во всяком случае б о льшую часть времени.

Ник закончил трехмесячную программу лечения в Санта-Фе, и его психологи рекомендовали ему пройти следующий этап – программу в Северной Аризоне. Здесь он мог бы продолжить курс реабилитации и, кроме того, получить работу и участвовать в волонтерском движении. Он отказался. Он сказал мне:

– Знаю, что ты будешь беспокоиться, но я должен как-то разобраться со своей жизнью.

Он пытался успокоить меня:

– Со мной все будет в порядке.

Сначала я сказал:

– Нет, ты не сделаешь этого.

Но тут я вспомнил: это твоя жизнь.

Ник сел на автобус, идущий на восток. Поехал повидаться с другом, с которым познакомился во время лечения. Некоторое время мы не разговаривали, но потом наше общение возобновилось. Теперь мы созваниваемся друг с другом довольно регулярно. Он встретил какую-то девушку. Она студентка гуманитарного колледжа. Они стали жить вместе. Ник работает в кафе, подавая кофе без кофеина (так он говорит), если клиент его заказывает. И он снова начал писать. Он вернулся к своей книге. Теперь у него накопилось больше знаний о том, как тяжело отказаться от наркотиков и сохранять трезвый образ жизни.

Мы обсуждаем наше литературное творчество. Мы разговариваем о нашей жизни, о новостях в мире, о книгах, которые мы читаем, о музыке и кино («Маленькая мисс Счастье»!).

Я посчитал, что прошел год, да, целый год, с тех пор как он уехал из Лос-Анджелеса. Насколько я знаю, он уже год живет трезвой жизнью. После всего, что было, верю ли я, что он остается трезвым? Разве я отказываюсь от того, что мы пережили? Разве я не вижу, как все это трудно и что эти трудности никогда не закончатся? Ничего подобного. Но я надеюсь. Я продолжаю верить в него.