Дэвид Шефф - Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына [litres]

Несмотря на то что Ник учился уже в седьмом классе, ему все еще доставляло удовольствие возиться с Джаспером. Первым словом малыша было «утка», затем он последовательно произнес «банан», «собачка» и «Ники». Тем временем Ник открывал неожиданные преимущества, связанные с младенцем в семье. Его одноклассницы слетались к нам, чтобы повозиться с Джаспером. Они играли с ним и наряжали. Ник был в восторге от расширения своего гарема.

В то же время Ник постепенно терял интерес к общению с детьми, с которыми вместе ездил в школу и из школы. Зато все больше времени проводил с группкой ребят с короткими стрижками, практически бритых: они катались на скейтбордах, болтали о девчонках, не предпринимая при этом никаких шагов к общению с ними, и слушали музыку. Они предпочитали Guns N’ Roses, Metallica, Primus и Джимми Хендрикса. Как всегда, Ника отличал эклектичный, продвинутый – и зачастую переменчивый – вкус. Он вроде бы и не собирался отказываться от некоторых из своих открытий – например, от Бьорк, Тома Уэйтса, Дэвида Боуи, – но, с другой стороны, вдруг начинал увлекаться самой авангардной музыкой, которая, правда, довольно быстро ему надоедала. К тому времени, как та или иная рок-группа – от Weezer, Blind Melon и Offspring до Cake и GreenDay – добиралась до вершин популярности, он уже отказывался от них в пользу ретро, чего-то малоизвестного и малопонятного, ультрасовременного или чистой эксцентрики. Это могли быть композиции Колтрейна, коллекция полек, саундтрек из фильма «Шербурские зонтики», музыка Джона Зорна, MC Solaar, песни Жака Бреля, а теперь еще и самба, под которую он, пританцовывая, передвигался по гостиной. Он открыл для себя рок-группу Pearl Jam и, в частности, песню Jeremy о тинейджере из Техаса, который застрелился прямо в классе на уроке английского языка: учительница попросила его сходить в администрацию и взять карточку с предупреждением за опоздание, а вернувшись в класс, он сказал ей: «Мисс, вот за чем я ходил на самом деле», после чего направил на себя пистолет. Но чаще всего Ник слушал композиции Nirvana. Раскаты музыки, как минометный обстрел, гремели из его комнаты.

Как-то в начале мая я забирал Ника из школы, чтобы поехать на ужин к Нэнси с Доном. Когда он влез в машину, я почувствовал запах сигарет. Поначалу Ник все отрицал – говорил, что тусовался с ребятами, которые курят. Но под моим нажимом он сознался, что пару раз затянулся вместе с мальчишками, курившими за спортзалом. Я сделал ему выговор, и он пообещал, что больше этого не повторится.

На следующей неделе в пятницу после уроков он играл в футбол в саду с приятелем, к которому вечером должен был пойти в гости и остаться на ночь. Я собирал ему сумку и искал свитер в рюкзаке. Свитер я не нашел, зато обнаружил маленький пакетик марихуаны.

Когда я был маленьким, моя семья жила близ Уолден-Понда в Ленсингтоне, штат Массачусетс. Наш дом примыкал к ферме с яблоневыми деревьями, кукурузой, помидорами и поставленными друг на друга ульями. Мой отец был инженером-химиком. Как-то он увидел по телевизору рекламу, где людям с синуситом советовали переезжать в Аризону. Поскольку он страдал поллинозом, он решил последовать этому совету. Он получил работу на заводе полупроводников в Финиксе. Мы погрузились в наш ярко-зеленый «студебеккер» и отправились на запад, останавливаясь на ночь в мотелях и перекусывая в сетевых ресторанах Denny’s и Sambo’s.

Мы остановились в Скоттсдейле и поселились в мотеле на время, пока строился наш типовой дом. Отец устроился в компанию «Моторола». Там он выращивал, разрезал и протравливал кремниевые пластины для транзисторов и микропроцессоров. Мама писала для газеты Scottsdale Daily Progress колонку о нашей школе и соседях – о победителях школьной ярмарки научных проектов и спортивных результатах «малой лиги».

Мы с друзьями часто вспоминаем о нашем детстве, когда все было по-другому. Наш мир был гораздо более невинным и безопасным. Мы с сестрой и братом, как и соседские дети, играли на улице до сумерек, пока матери не звали нас ужинать, – в «позвони в звонок и беги», в салочки, мальчишки гонялись за девчонками. Ужин перед телевизором, у каждого на складном подносе по порции жареной курицы, картофельного пюре с куском сливочного масла, яблочный кобблер. Мы смотрели сериал «Бонанца», «Удивительный мир Уолта Диснея» и «Агенты А. Н. К. Л.». Мы были скаутами-волчатами, а девочки – скаутами-брауни. Мы устраивали барбекю, строили карты для картинга, готовили кексы в игрушечной печке сестры и катались на автомобильных камерах по рекам Солт и Верде.

Правда, я не уверен, вполне ли достоверны эти ностальгические воспоминания. Мы узнавали новости из разговоров наших матерей, которые они вели приглушенными голосами. Чарльз Мэнсон и распродажи с 50 %-ной скидкой, причудливые диеты – это были излюбленные темы обсуждения на тротуаре перед домом, на вечеринках компании Tupperware, на встречах для игры в маджонг и в салоне красоты, где моя мама мелировала волосы. Они шептались, когда повесился десятилетний ребенок из нашего квартала. Потом в автомобильной аварии погибла девочка, жившая через два дома от нас. Оказалось, что мальчик постарше, сидевший за рулем, был под кайфом.

Из-за близости Мексики наркотики водились в изобилии и стоили дешево. Однако география, по всей видимости, не играла особой роли. Ранее неизвестные или недоступные наркотики в богатом ассортименте наводнили нашу школу и окрестности так же, как и всю Америку, с середины 1960-х.

Наиболее популярной была марихуана. После уроков дети тусовались на стоянке для велосипедов, где предлагали один косячок за 50 центов и пакетики в одну унцию за 10 долларов. Дозу можно было купить в туалете и по пути в школу и из школы. Один из моих друзей попробовал покурить и потом рассказывал нам, как это было. Он сказал, что попросил марихуану у мальчика, о котором все знали, что он торчок, и выкурил косячок на заднем дворе дома, сильно кашлял, но ничего особенного не почувствовал, а потом зашел в дом и съел целую коробку печенья. Он начал курить практически каждый день.

Спустя год или чуть больше один парень из нашего квартала спросил меня, не хочу ли я выкурить косячок. Шел 1968 год, и я начал учиться в старшей школе. Ничего особенного я не ощутил, у меня не было никаких галлюцинаций, и я не попытался взлететь с крыши нашего дома, как дочка Арта Линклеттера, о которой говорили, что она перед этим наглоталась ЛСД. То есть я хочу сказать, что этот опыт показался неопасным, поэтому я не слишком долго сомневался, прежде чем его повторить, когда попал в дом к другому парню и его старший брат передал мне тлеющий косяк, скрепленный зажимом.