Дэвид Шефф - Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына [litres]

Мы ехали с детьми из школы домой. В тот момент, когда мы добрались до гребня холма над Олемой, покрытого осенним золотом, после которого вы оказываетесь уже на территории Вест-Марин, Дэйзи вдруг оторвалась от вязания шарфа и сказала:

– Получается, что Ник – как бы мой брат, которого я знаю, и тот другой парень, которого я не знаю.

Она отложила вязание в сторону и сказала, что вчера они обсуждали наркотики в группе Girls on the Run, сообществе, объединяющем девочек с четвертого по шестой классы, которые занимаются бегом и обсуждают личные темы и социальные проблемы – всё, от внешнего вида до правильного питания. Мнения девочек о том, почему дети начинают пить, курить и употреблять наркотики, разделились.

– И какие причины вы нашли?

– Они до ужаса недовольны собой, – сказала она. – Моника говорит, что это давление сверстников, друзей, одноклассников. Джанет сказала, что у кого-то стресс, а я думаю, что ты просто хочешь выйти из своей скорлупы, стать не таким замкнутым. Мы обсуждали, как справляться со стрессом, или грустным настроением, или чем-нибудь таким, и решили, что лучше и разумнее придумать способы, как быть в ладу с самим собой и делать то, что доставляет тебе радость, например бегать, а не употреблять наркотики.

Джаспер сидел тихо и о чем-то думал. Наконец он сказал:

– Я тоже обсуждал наркотики, когда мы ездили на экскурсию.

Его класс только вернулся после ночевки на холодном, окутанном туманом острове Ангела. Он сказал, что они с другом болтали до ночи, дрожа от холода:

– Он спросил, как дела у Ника. Я сказал, что он снова употребляет наркотики.

Его друг, прочитавший статью в The Times, засомневался: «Но твой брат вроде бы такой умный, такой симпатичный чувак…»

– Я ответил ему, что я знаю. Он такой и есть, – сказал Джаспер.

Он повторил историю об ангеле и дьяволе, сидящих на плече у Ника, и добавил, что хочет поговорить об этом с каким-нибудь человеком, который помогает людям с наркозависимыми в семьях и учит справляться с этой бедой.

В прошлом Джаспер и Ник посылали друг другу сообщения, используя мой мобильник и мобильник Ника: короткие приветствия и пожелания. И сейчас, размышляя о своем брате, Джаспер попросил отправить такое сообщение. Он написал:

– Ник. Будь разумным. Люблю, Джаспер.

Он отправил свое послание, хотя телефон Ника был отключен.

– Может, он его снова включит, – объяснил он.

С этой болезнью связано много всего, что причиняет горе. Горе сменяется надеждой, надежда – снова огорчениями. А потом в наше горе вторгается очередной кризис. Взяв томик Шекспира из стопки книг на прикроватном столике, я прочитал:

Я злился на то, во что его зависимость превратила его и нашу жизнь – в бесконечную борьбу и страдания, и одновременно меня наполняла безграничная любовь к нему, к тому чуду, которым был Ник, к тому, что он привнес в нашу жизнь. Я злился на Бога, в которого не верил, и все-таки молился ему и благодарил за Ника и за надежду, которая теплилась во мне, даже сейчас. Может быть, мой мозг увеличился в объеме и вмещал теперь больше, чем раньше. Он стал более терпимым к разного рода противоречиям, например к идее, что рецидивы могут быть частью процесса реабилитации. Ведь говорил же доктор Роусон, что иногда только после многократных срывов зависимый начинает вести трезвый образ жизни. Если наркоманы не умирают и не наносят себе непоправимый вред, у них остается шанс выкарабкаться. Всегда остается еще один шанс.

Я вспоминал удручающие статистические данные об эффективности лечения в наркологических клиниках, которые год назад мне сообщила медсестра: успешные случаи исчислялись однозначными числами. Я понимал, что нелепо ожидать от наркозависимых, что они будут до конца дней своих вести трезвый образ жизни после одной, двух, трех и более попыток «завязать». Но, может быть, более важное значение имели те данные, которые назвал один из лекторов в наркологическом центре: «Более половины тех, кто переступает порог наркологической клиники, сохраняют трезвый образ жизни в течение десяти лет после выхода из клиники. Хотя это не исключает того, что они многократно предпринимали попытки встать на путь трезвости и столь же часто срывались».

Несмотря на эти печальные мысли, я был благодарен за то чудо, что Ник жив и что у него есть шанс изменить свою жизнь.

Возможно, требовалась еще более чудодейственная сила, чтобы спасти его. Когда мы выбирали ему имя, мы посоветовались с моим отцом. Его полное имя Николас Элиот Шефф. Инициалы образуют слово, в переводе с иврита означающее «чудо». Я молился о большем чуде, но пока был благодарен и за то, что есть. Ник жив. Томас Линч, говоря о своем сыне, описывает неожиданный вывод, к которому приходят родители, когда сталкиваются с чем-то огромным и непреодолимым, таким как зависимость их ребенка: «Я благодарен даже за эту страшную болезнь – коварную, непонятную и могущественную, которая научила меня плакать и смеяться по-настоящему. Благодарен за то, что из всех смертельных болезней, которыми мог заболеть мой сын, он столкнулся с болезнью, при которой остается маленький лучик надежды: если он откажется от наркотиков, он выживет».

Утром Джаспер, одетый в свитер ягодного цвета, уселся за мой письменный стол и принялся осваивать новую компьютерную игру. На фоне музыки, раздававшейся из компьютера, – грохот тарелок, голос валторны и гулкое звучание контрабаса – было слышно, как Джаспер разговаривает с компьютером: «Что? Вот тебе. Попался».

Дэйзи закрыла книгу, которую читала, и подошла к столу, где Карен работала над коллажем. Вскоре она тоже вырезала, раскрашивала и приклеивала детали из бумаги.

Прошлым вечером Ник снова звонил и оставил еще одно сообщение. Он сказал, что он и его девушка «зашли слишком далеко» и теперь собираются вести более трезвую жизнь. Он объяснил, что уже говорил об этом с доктором. Тот дал ему лекарства, которые должны помочь.

Разумеется, я ему не поверил. Ничего не значащие слова – еще один печальный признак зависимости. Они идут вразрез со свойственной ему искренностью, когда он не употребляет наркотики.

Я ждал. Ждал, что Ник когда-нибудь все-таки достигнет дна. Я усвоил подобное отношение после всего, что мы пережили. После всего, что я прочитал и слышал от других. В конце концов, когда наркозависимые в своем падении достигают дна, они задумываются о выздоровлении. Они впадают в такое отчаяние и безысходность, что им наконец становится по-настоящему страшно. Так страшно, что они готовы сделать все что угодно ради спасения собственной жизни. Но разве не был «дном» тот случай с передозом в Нью-Йорке, когда Ника срочно отвезли в отделение неотложной помощи – в бессознательном состоянии, чуть не при смерти? Разве не был «дном» его кошмарный рецидив после этого? У меня это просто в голове не укладывалось. Все, что я знал, это то, что Ник снова вернулся в состояние наркотических фантазий, цепляясь за иллюзии, которые позволяют ему отрицать серьезность создавшейся ситуации. Это свойственно всем наркозависимым. Я боялся, что Ник будет заниматься самообманом до следующего драматического события. Что это будет? Нам оставалось ждать, зная, что оно, может быть, никогда и не произойдет. Многие наркоманы погибают, так и не достигнув дна. Некоторые оказываются в пограничном состоянии между жизнью и смертью, парализованными или с церебральными нарушениями после перенесенного инсульта или еще чего-нибудь в этом роде. Таковы последствия употребления большинства наркотиков, не говоря уже о метамфетамине, который может превратить мозг в плохо функционирующую вязкую массу.