Дэвид Шефф - Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына [litres]

После первого приступа бравады Ник, казалось, сдался. К тому же он, похоже, был озадачен.

– Я думал, что смогу оставаться трезвым, потому что я так хочу. Я думал, что любовь заставит меня оставаться трезвым, но не получилось. Я запсиховал.

Помолчав, он сказал:

– Наверное, именно это и значит быть наркоманом.

Двигаться в ритме земли, чтобы не почувствовать это новое землетрясение – этот последний рецидив. Я иду в свете уличных фонарей, над головой суровое осеннее небо. Мимо проносятся машины. Я возвращаюсь в галерею.

В понедельник Ник поговорил с консультантом в «Хазельдене», после чего позвонил мне и сказал, что едет в Орегон.

Я заказал себе билет на самолет, зная, что он может туда и не доехать.

Он снова позвонил и сообщил, что собрал вещи и готов ехать.

З. привезла его в аэропорт. Я позвонил в «Хазельден», чтобы удостовериться, что его там встретят, но мне ответили, что им неизвестно о его прибытии. Когда я начал возмущаться, меня переключили на консультанта-куратора, которая объяснила мне, что Ника не приняли в программу.

– Что значит не приняли? Он уже на пути к вам.

– Почему он едет сюда? Его же не приняли.

– Нам никто ничего не сообщил.

– Не знаю почему, но мы так решили.

– Но вы не можете!.. Он уже по пути в аэропорт. Мы должны определить его в программу, пока он готов это сделать.

– Мне очень жаль, но…

– Можно он приедет к вам вечером и пройдет процедуру детоксикации, пока мы разберемся, куда его устроить?

– Мне жаль, но…

– Что же мне делать?

– Если он прилетит сюда, его никто не встретит.

– Что мне-то делать?

– Мы можем рекомендовать другие программы.

Она перечислила.

Я повесил трубку и позвонил Джейсу. Он сказал, что позвонит кое-кому. Вскоре раздался его звонок, он дал мне название больницы в долине Сан-Фернандо, где Ник может пройти детоксикацию.

Я позвонил врачу этой больницы и договорился, что его примут. Потом позвонил З. и объяснил, что случилось. Вместо аэропорта Ник должен ехать в больницу. Я дал адрес. По крайней мере в больнице он будет в безопасности. Если туда доедет.

Джон Леннон пел: «Никто не сказал мне, что будут такие дни, как эти». Никто не говорил мне, что у меня будут такие дни, как сейчас. Как людям удается их пережить?

После полуночи З. привезла Ника в больницу. Ему дали лекарство, чтобы начать процедуру детоксикации. Медсестра объяснила, что он будет спать первые несколько дней. Альтернативой лекарствам может быть только документально подтвержденный ад ломки, который многие наркозависимые не выдерживают. Они лезут вон из кожи, они подавлены, сломлены, чувствуют себя беспомощными, испытывают острую боль, готовы на все, чтобы почувствовать себя лучше, – они всеми способами стараются достать наркотики.

Я регулярно справлялся о его самочувствии у медсестер, которые уверяли меня, что с ним все в порядке. Одна из них сказала:

– Учитывая количество и разнообразие наркотиков, обнаруженных в его организме, чудо, что он жив. Думаю, что его организм вряд ли выдержал бы хотя бы еще один месяц.

Тем временем мы с Вики изучали варианты, куда его устроить после детоксикации. Я снова обратился за советом к доктору Роусону, и он проконсультировался со своими друзьями и коллегами. Я поинтересовался программами, рекомендованными консультантом в «Хазельдене». Мы спросили совета у доктора, который проводил детоксикацию Ника. За эти дни мы с Вики сделали множество звонков. Поговорили с представителями программ реабилитации, ответственными за прием, и просмотрели массу веб-сайтов. Мы продолжали получать противоречивые советы. Некоторые программы стоили сорок тысяч долларов в месяц, но все специалисты сходились во мнении, что на этот раз Нику потребуется длительная реабилитация, которая займет много месяцев. Мы не могли себе позволить платить по сорок тысяч долларов ежемесячно. Некоторые люди, с которыми мы разговаривали, напоминали своей напористостью торговцев подержанными автомобилями. Одно из мест, рекомендованных в «Хазельдене», показалось нам вполне приемлемым и более подходящим по стоимости, чем остальные. А потом кто-то сказал нам, что это очень жесткая программа, предусматривающая суровые наказания за нарушение правил, вплоть до подрезания травы ножницами. Может быть, такая трудотерапия была бы полезной для некоторых наркозависимых, но Ник точно сойдет с ума.

Возможно, я ошибаюсь. Я уже столько раз ошибался.

По крайней мере в эти выходные он в безопасности.

Я поговорил с другой медсестрой, которая следила за состоянием Ника. У него было очень низкое давление, хотя сегодня показатели несколько улучшились. Но он до сих пор мало ел.

Она спросила Ника, может ли он подойти к телефону. Он дошел до сестринского поста и взял трубку.

– Привет, отец.

Я едва слышал его голос. Было впечатление, что он в глубочайшей депрессии.

– Как дела?

– Это настоящий ад.

– Я знаю.

– Но я рад, что я здесь. Спасибо. Думаю, именно это имеют в виду, когда говорят о безусловной любви.

– Просто пройди через это. Сейчас у тебя самое тяжелое время, но потом будет лучше.

Ник помолчал и спросил:

– Что мне делать дальше?

– Мы поговорим об этом, когда тебе станет немного легче. Мы с твоей мамой стараемся решить эту проблему.

На самом деле мы с Вики уже отчаялись найти для Ника подходящее место, где у него были бы наибольшие шансы выкарабкаться из наркозависимости. Доктор Роусон продолжал ради нас звонить и рассылать электронные письма своим коллегам по всей стране. Он сказал мне: «Опыт, который я получил, консультируя вашу семью, еще больше убедил меня в том, что процесс подбора программ в системе психиатрической и наркологической помощи сродни гаданию на кофейной гуще».

Ник позвонил на третье утро с начала процедуры детоксикации и попросил перезвонить ему на платный телефон, установленный в холле.

– Стало еще хуже, – сказал он слабым и несчастным голосом.

Я представил, как он стоит в ярко освещенном больничном холле, привалившись к стене, прикованный к телефону металлическим проводом.

– Я так устал. Вернулись все мои страхи. Я растерян. Что происходит? Почему? Почему это все время случается со мной?

Он заплакал.

– Что со мной не так? У меня такое чувство, будто мою жизнь украли.

Он плачет.

– Я не справлюсь.

– Ты справишься, – сказал я. – Ты сможешь.

Мы с Вики продолжали звонить в разные места, пытаясь найти подходящую программу. Мы провели телефонную конференцию с людьми, занимающимися приемом в программы реабилитационных центров по всей стране: во Флориде, Миссисипи, Аризоне, Нью-Мексико, Орегоне и Массачусетсе.

Наконец мы остановились на одном центре в Санта-Фе. Но у меня оставались некоторые сомнения. Перелопатив, по словам Роусона, массу «бессистемной информации, включающей слухи, рекламный бред, догадки и финансовую беспринципность», мы сделали оптимальный, насколько это возможно, выбор, хотя я все-таки не был до конца уверен. Правильное ли это решение? Кто это может знать?