Яков Смородинский - Воспоминания о Л. Д. Ландау

К выводу о необходимости «ликвидировать» гамильтониан Ландау пришел, исходя из своей нулификации заряда. При этом Ландау противопоставил теории поля, которую фактически стал отрицать, диаграммную технику, которой придал особый смысл, считая, что она не связана с теорий возмущений и представлениями о гамильтониане взаимодействия. Хотя эта «философия» и является неверной, как мы теперь знаем, она не помешала Ландау решить очень важный вопрос об аналитических свойствах диаграмм Фейнмана и выяснить вопрос об их особенностях (особенности Ландау).

Ландау всегда отдавал должное чужим работам. Например, к крупнейшим достижениям теоретической физики он относил работы А. А. Фридмана по теории гравитации, А. Н. Колмогорова по определению спектра турбулентности и Н. Н. Боголюбова по теории неидеального бозе-газа. Он очень высоко ценил замечательные работы В. А. Фока по квантовой механике и М. П. Бронштейна по квантованию гравитационного поля. Он всегда говорил, что Л. И. Мандельштам, как никто другой (если не считать Н. Бора), понимает смысл и роль измерения в квантовой механике.

Возвратимся к истокам работы Ландау в Харькове и остановимся на его педагогической деятельности. Ландау очень любил педагогическую работу и был прирожденным талантливейшим педагогом. Он начал свою педагогическую деятельность с заведования кафедрой теоретической физики на физико-механическом факультете Харьковского механико-машиностроительного института и быстро организовал хорошее преподавание теоретической физики. К этой работе привлекались и мы — молодые его сотрудники. Мы решали задачи по различным разделам теоретической физики, а позже читали и самостоятельные лекции. При этом принцип был таков: ни один курс не закреплялся за кем-нибудь из нас — все разделы читались поочередно каждым из нас. Благодаря этому достигалась главная цель Ландау — все должны владеть основами науки н педагогическая работа должна содействовать этому.

Несколько позже, в 1936 г., Ландау начал преподавать в Харьковском университете, где некоторое время заведовал кафедрой общей физики. Ландау преподавал на первом курсе общую физику. У него были некоторые свои принципы преподавания физики. В основном они сводились к тому, что в самом курсе должны излагаться только основные законы, причем должна выявляться только физическая сущность законов. Детали опытов и устройство физических приборов не должны излагаться в основном курсе, а должны быть выделены в лабораторные работы. В этой связи Ландау ругал известный в свое время обширный курс О. Д. Хвольсона, в котором, как говорил Ландау, «смешаны фундаментальные законы физики с гайками для закрепления отдельных деталей приборов». Слово «хвольсонизм» в лексиконе Ландау означало такого рода эклектику или мешанину. Ясно, что, находясь на такой позиции, Ландау должен был прийти к мысли о необходимости написания собственного курса общей физики, подобно тому как раньше он пришел к мысли о необходимости написания собственного курса теоретической физики. Но курс общей физики не должен был дублировать курс теоретической физики и должен содержать предельно мало математики. Детали опытов и устройство приборов должны были в нем отсутствовать. Такой курс Ландау и начал писать в сотрудничестве с Е. М. Лифшицем и автором этих строк. Были написаны механика и молекулярная физика. Последующие разделы общей физики Ландау хотел тоже написать, но уже не успел. Книга «Механика и молекулярная физика» издавалась дважды и переведена на многие иностранные языки.

У Ландау была даже мысль о написании школьного учебника по физике. В первые годы пребывания в Харькове его очень занимали мысли о преобразовании всей системы преподавания точных наук в средней и высшей школе. Он даже ездил по этому поводу в редакцию газеты «Правда», где имел беседу с главным редактором.

Лекции по общей физике Ландау читал прекрасно. Они отличались простотой, ясностью, изяществом формулировок, доступностью. Мы все ходили на его лекции и восхищались ими. Лекции посещал вместе с нами профессор Лев Васильевич Шубников — близкий друг Ландау. После его лекций, бывало, Ландау покупал большой кекс, и в его кабинете в УФТИ мы его коллективно съедали!

Но не все было хорошо и спокойно, и «зубрам» лекции Ландау не нравились. Пошел даже слушок, что Ландау — идеалист, и нас — молодых сотрудников — вызвали в Киев (ставший столицей Украины) в Наркомпрос. Принял нас сам нарком (которым был тогда В. П. Затонский) и сказал нам, что Ландау — идеалист. Мы молчали. Но потом он добавил, что у него есть сведения. будто Ландау отрицает закон сохранения энергии. Тут моя «казацкая» душа не выдержала, и с некоторой наивностью я заявил: «Не позже чем вчера я получил такой нагоняй от Ландау за несохранение энергии в одном из моих расчетов, что долго о нем буду помнить. Вот и Померанчук, сидящий здесь, может это подтвердить». Нарком рассмеялся и после нескольких общих замечаний сказал: «Езжайте в Харьков и спокойно работайте!»

Ландау всегда интересовало дело преподавания общей физики в высшей школе, и сам он до конца жизни преподавал курс общей физики на физическом факультете Московского университета. Мне он советовал перейти с преподавания теоретической физики на преподавание общей физики на первых двух курсах университета, что я и сделал.

Когда мы говорим о Ландау и вспоминаем его крупные научные открытия, то мы должны их сравнивать с редкими по величине и красоте драгоценными камнями. Они образуют как бы корону Ландау, но от него осталась еще бездна более мелких алмазов и жемчужин, которых, как поется в «Садко», «не счесть… в каменных пещерах». Они рассыпаны в его энциклопедическом курсе теоретической физики, в задачах, входящих в этот курс, и в оригинальных ландауских выводах многочисленных закономерностей и соотношений. Это относится в огромной степени и к гидродинамике, и к теории упругости, и к электродинамике сплошных сред. Эти книги с полным правом могут быть сравнены со знаменитыми «Paper’s» Рэлея. Если вы начинаете заниматься каким-то конкретным вопросом, относящимся к макрофизике, то всегда нужно сперва посмотреть, что по этому поводу думали и писали Рэлей и Ландау.

Ландау хорошо знал достижения современной ему экспериментальной физики, причем это утверждение в равной мере относится и к физике ядра, и к физике твердого тела, и к физике элементарных частиц. Он всегда охотно выслушивал экспериментаторов, рассказывавших ему о своих работах. Но ближе всего он был с двумя великими мастерами эксперимента — с Львом Васильевичем Шубниковым и Петром Леонидовичем Капицей. Их эксперименты вдохновляли его, а обсуждения с ним помогали им. Это относится и к работам Шубникова по сверхпроводимости и антиферромагнетизму, и к замечательной работе Капицы о сверхтекучести гелия, эта работа содействовала созданию фундаментальной теории сверхтекучести Ландау. За эту работу и другие исследования в области теории конденсированного состояния Ландау в ноябре 1962 г. была присуждена Нобелевская премия. В том же году Ландау был удостоен (совместно с Е. М. Лифшицем) Ленинской премии за курс теоретической физики.