Яков Смородинский - Воспоминания о Л. Д. Ландау

Но докладывать ему было не просто, так как воспринимал он все очень критически. Например, когда я ему рассказывал кинетическую теорию колебания плазмы в магнитном поле, он сперва сказал: «Где ты видел плазму, да еще в магнитном поле?» Но затем работу одобрил. Так же было и с работой об устойчивости магнитогидродинамических волн.

Магнетизм был с давних времен любимой темой Ландау. Еще будучи в заграничной командировке, он нашел энергетический спектр электрона в магнитном поле (уровни Ландау) и использовал его в задаче о магнитных свойствах свободного электронного газа. При этом он обнаружил, что вопреки всеобщему мнению в квантовой теории газ приобретает диамагнитный момент, частично компенсирующий так называемый паулевский спиновый парамагнитный момент. В связи с этой работой у него даже возник спор с В. Паули, и спор этот был выигран Дау.

Коронной работой Ландау в области магнетизма была работа о движении магнитного момента в ферромагнетике. Совместно с Е. М. Лифшицем он установил уравнение движения момента, носящее название уравнения Ландау—Лифшица. Им широко пользуются при исследовании самых различных процессов в магнитоупорядоченных средах. Особенно важно оно при изучении различных колебательных процессов в этих средах.

Ландау прекрасно «чувствовал» эту область физики. Мне вспоминается, как просто и изящно он разъяснял макроскопическую природу блоховских спиновых волн и как все четко и ясно становилось при этом на свои места. Об этом же говорят и наши дискуссии с ним о магнитоупругих волнах и магнитоакустическом резонансе.

Необходимо отметить также и то, что Ландау принадлежит первая математическая теория доменной структуры ферромагнетиков.

Важнейшим элементом в творчестве Ландау был его знаменитый семинар, регулярно проходивший по четвергам в Институте физических проблем. Можно сказать, что семинар был своеобразным явлением. Это не было «простое» собрание, на котором учтиво предоставляется слово докладчику, которого не перебивают до конца доклада и затем вежливо-полулицемерно благодарят за сделанный интересный доклад. Это была скорее «запорожская сечь», на которой докладчику нужно было «держать ухо востро», чтобы его «случайно» не сбил с толку Ландау. Дело в том, что Ландау отличался острейшим умом и колоссальной степенью критицизма. На семинаре он особенно не стеснялся, поэтому докладчик должен был очень хорошо понимать содержание докладываемой статьи, ибо он для Ландау олицетворял самого автора и все шишки, которые по праву должны были принадлежать автору, падали на голову докладчика. Происходила в некотором смысле своеобразная «борьба» между докладчиком и Ландау, которая, естественно, была очень интересна для всех участников семинара, а их всегда было очень много: это были и сотрудники московских институтов и Дубны, и приезжие товарищи из Ленинграда, Харькова, Киева, Новосибирска.

Каждый, кто не боялся критики, шел докладывать на семинар Ландау. Если докладываемая работа была собственной работой докладчика, то после похвалы Ландау докладчик был «на седьмом небе», ибо одобрение Ландау было в значительной мере критерием истинности результатов. Но часто докладчик уходил обескураженным, не получив одобрения Ландау. В таких случаях нужно было самому пересмотреть свою работу и попросить Ландау снова выслушать ее. Ландау в этом никогда не отказывал.

Семинар Ландау был замечательной школой для теоретиков, так как докладчик получал от него огромную пользу — ведь понять научную статью не так просто, а тут нужно было еще ясно н четко изложить ее в присутствии Ландау. Участники семинара получали возможность общаться с Ландау и рассказывать ему свои работы или, как говорилось, «пропускать их через Ландау».

Семинар содействовал «образованию» самого Ландау. В этой связи следует особо отметить роль сотрудников Померанчука, благодаря которым Ландау был в курсе всего, что делалось в физике высоких энергий и элементарных частиц.

Каждое заседание семинара было событием. Участники семинара уходили обогащенные и долго еще обсуждали его результаты.

Ясный критический ум Ландау был известен во всем мире. Я в этой связи не могу не вспомнить рочестерскую конференцию по физике высоких энергий в Киеве в 1959 г. На ней был Ландау; приехал также Вернер Гейзенберг. Мы с большим интересом наблюдали их встречу. Но светская беседа продолжалась недолго, Гейзенберг взял в свои цепкие руки Ландау и буквально не отпускал его от себя. Он явно «пропускал» свои идеи через «фильтр» Ландау — так он ценил критический ум этого человека. Ландау даже уставал от Гейзенберга и говорил нам об этом. Конференция эта запомнилась мне еще и потому, что на ней помирились Ландау с Померанчуком, между которыми перед этим «пробежала кошка», впрочем, скорее котенок. Они оба переживали эту размолвку.

Ландау сделал блестящий доклад об особенностях диаграмм Фейнмана — четкий, ясный, доходчивый, без единого лишнего слова, такой же доклад, как и все его другие доклады и лекции, которые невозможно забыть.

А какой доклад он сделал у Игоря Васильевича Курчатова о так называемой комбинированной четности в 1956 г.! В то время Ландау осенила блестящая мысль, касающаяся свойств симметрии слабого взаимодействия. Дело в том, что на опыте было установлено, что слабое взаимодействие различает «левое и правое» направления вращения. Это значило, что в этом взаимодействии не сохраняется так называемая пространственная четность. И вот Ландау высказал идею, что если изменить пространственное направление и, кроме того, заменить частицу античастицей, то все останется без изменения. Это свойство симметрии Ландау назвал комбинированной четностью. Комбинированная четность стала скоро достоянием широкой научной общественности, и Игорь Васильевич Курчатов захотел узнать о комбинированной четности из первоисточника. Ландау согласился сделать доклад в «курчатнике» и на доклад взял меня с собой. Доклад был замечательным и вызвал овацию. Сейчас тем не менее приходится сказать, что закон сохранения комбинированной четности не является абсолютно точным и в ряде случаев он не выполняется, хотя степень его нарушения очень мала.

Чтобы оттенить и подчеркнуть критицизм Ландау, стоит, пожалуй, сказать о тех случаях, правда очень немногочисленных, когда его критицизм переходил в собственную противоположность. Речь идет только о двух известных мне случаях «потери бдительности» Ландау — о варитронах и об утверждении о «ликвидации» понятия гамильтониана в теории поля.

Варитронами были названы элементарные частицы с переменной массой, будто бы открытые в космических лучах. Ландау поверил в это открытие без тщательного разбора возможных ошибок эксперимента. Такой анализ, впрочем, он и не умел делать. И именно это привело Ландау к преждевременному заключению о существовании варитронов. Однако сотрудниками ФИАНа СССР и зарубежными специалистами по космическим лучам было показано, что варитроны не существуют.