Яков Смородинский - Воспоминания о Л. Д. Ландау

Отрывочные воспоминания последующих нескольких лет.

Любовь Дау к классификациям. Не буду подробно повторять здесь общеизвестные примеры, которые приводились в книгах о нем и наверняка уже вставлены и в этот сборник воспоминаний. Например, теоретики нулевого класса — Ньютон, Эйнштейн, а теоретиков первого класса — двенадцать плюс (посмертно) тринадцатый — Ферми. Классификация мужчин — по тому, что для них ценнее всего в женщинах (душисты, фигуристы, красивисты и т. п., к душистам он с осуждением причислял и меня). А вот — по Ландау — пять классов «присутственных мест» в порядке убывания их качества — учреждение, заведение, лавочка, кабак, бардак. Собственный институт Дау ценил очень высоко — почти по высшему классу, нашу химфизику третировал как лавочку, главным образом за излишне большую численность научных сотрудников, не всегда, притом, должного, с его точки зрения, качества.

Одной из любимых его характеристик человека, под чьим крылом благоденствуют разные прохвосты, была «дряннолюбец». Это относилось и к тем, кто голосовал на выборах в Академию за недостойных кандидатов.

Несколько раз Дау присоединялся к нам, когда мы с женой, к которой он относился очень тепло, отправлялись на лыжные прогулки в Узкое. Сам я — лыжник очень неважный (недаром Я. Б. Зельдович, глядя, как моя жена и я съезжаем с гор — месяца за четыре до рождения нашего младшего сына, сказал, что, по его впечатлению, из нас двоих это я — беременный), но Дау не достигал и моего уровня. Он не катался, не ходил, а передвигался на лыжах — и тем не менее получал от этого явное удовольствие.

Еще из отрывочных воспоминаний.

Дау приходит ко мне на день рождения — чудный возраст, 27 лет. «Ну вот, — объявляет он присутствующим, — в последний раз Витя Гольданской (он часто меня так называл — с ударением на последнем слоге) празднует день рождения из серии n ⁿ, где и — целое число». Да, ничего не скажешь, дожить до 4 4= 256 лет еще никому не удавалось.

Дау любит Симонова, читает наизусть строфы его стихов.

Летом 1951 г. перед нашим отъездом с путевками в Новый Афон он звонит на прощание, чтобы мы во чтобы то ни стало достали маленькую брошюру Дмитрия Гулиа «О моей книге „История Абхазии“», — она-де необычайно пригодится нам в жизни, когда придется от чего-либо отмежевываться.

Действительно, пример для отмежевывания образцовый — видно, здорово прижали виднейшего народного поэта Абхазии, чтобы из-под его пера вышли такие навсегда запомнившиеся мне строки, которыми начинается брошюрка: «В силу целого ряда причин в давно прошедшие годы из моих рук вышла путаная в своих посылках и выводах, лженаучная, антимарксистская книга». А через несколько строк: «Последуем за автором далее. Вот еще один пример моих бездоказательных рассуждений».

Со смаком зачитывая нараспев эти фразы, Дау размахивал в такт рукой.

Начиная, кажется, с 1952 г. мы несколько лет подряд вместе встречали Новый год в большой компании, поочередно друг у друга, в домах химфизики и физпроблем, а 1 января вечером собирались на «черствые именины». Другие традиционные общие встречи бывали в дни рождения. Ставились шарады, в которых суперзвездой (как и в поэтическом творчестве на темы о физике и физиках) был А. С. Компанеец — старейший из учеников Дау, первый из сдавших ему теорминимум. Дау заливался хохотом, когда в слоге «ров» Компанеец в туго обтягивающих его кальсонах, долженствующих изображать лосины, атаковал крепость — шкаф, взбираясь по стремянке, или в слоге «АН» изображал академика Т. Д. Лысенко, рапортующего о сверхурожаях и сверхудоях и рассказывающего о своих «научных» методах.

Под Новый, 1956 г. мы вместе с Компанейцем написали пьесу «День ученого мужа» и разыграли ее в лицах в ночь на 1 января на квартире у Дау.

Между тем времена заметно менялись (в нашей пьесе это нашло выражение в сценке «слухи») — близилось возобновление международных встреч физиков, появление Дау в Московском университете, долгое время бывшем в физике олицетворением совершенно неприемлемых для него тенденций.

Весной 1956 г. в помещении ФИАНа состоялась большая международная конференция по физике высоких энергий, где встретились звезды первой величины, среди них восемь (четверо наших ученых и четверо американцев) будущих лауреатов Нобелевских премий.

При всем ясном понимании величия Дау я был тем не менее радостно поражен тем необычайным пиететом, который испытывали к нему иностранные гости. Стоило ему подняться с места или возвысить голос для вопроса или захмечания, как сплошь заполненный зал затихал, а каждый из гостей весь обращался во внимание. Совершенно еще юный с виду Мюррей Гелл-Манн буквально не отводил от Дау восхищенного взгляда и вообще был от него в полном восторге. Очень тепло и дружески прошел домашний прием иностранцев у Дау, полный веселья, шуток и надежд, столь характерных для этой незабываемой весны, прологом которой стал XX съезд КПСС.

Вспоминаются и другие международные конференции с участием Дау: Киев летом 1959 г., Москва летом 1960 г.

Сценка в холле гостиницы, где мы все жили во время киевской конференции. Гейзенберг и Дау о чем-то тихо говорят, поодаль — группа почтительно любопытствующих. К великим подходит Альварец и поочередно отводит каждого из них в сторону и проводит тест. Он открывает столбиком одно за другим числа 1000, 40, 1000, 30, 1000, 20, 1000, 10 и просит быстро называть сумму. Тысяча, тысяча сорок, две тысячи сорок, две тысячи семьдесят, три тысячи семьдесят, три тысячи девяносто, четыре тысячи девяносто… Но вместо окончательного итога в четыре тысячи сто все почему-то мгновенно произносят: пять тысяч. На сей раз улов особенно завидный — и Гейзенберг, и Дау оба ошибаются, и Альварец, довольный, уходит со своей задачкой к другим группам.

Короткое выступление Дау с места, в котором он, еле сдерживаясь от смеха, буквально разгромил одного из ведущих докладчиков московской конференции по ядерным реакциям, до сих пор занимает одно из центральных мест в излюбленном рассказе Мессбауэра о его первом посещении Москвы.

Не буду вспоминать здесь о праздновании 50-летия Дау в Институте физпроблем — эта тема, думаю, достаточно богато отражена, ведь очевидцы и активные участники этого юбилея исчислялись сотнями. Тысячи зрителей помнят о дне Архимеда на ступенях физфака МГУ в мае 1961 г. и последующем капустнике в актовом зале, когда почетными гостями праздника были Нильс Бор и Дау.

Поэтому обращусь к более «камерным» примерам — на сей раз прямо относящимся к физике.

Зимой 1954 г. благодаря инициативе Я. А. Смородинского наши ядерщики-экспериментаторы получили замечательный подарок — курс лекций по теории атомного ядра, прочитанный Л. Д. Ландау в Институте атомной энергии им. И. В. Курчатова и изданный в 1955 г. в виде книги Л. Д. Ландау и Я. А. Смородинского. Этот курс сыграл весьма большую роль в развитии советской ядерной науки как фундаментальной науки, в привлечении к ней широкого внимания физиков, работавших в других областях.