Филип Эйджи - За кулисами ЦРУ. Дневник сотрудника американской разведки

В Буэнос-Айресе я разбирался с материалами проверки на детекторе не только Торо, но и двух других дел: в одном проверяли профсоюзного деятеля, одного из наиболее ценных агентов в движении перонистов, а в другом — офицера аргентинской военно-морской разведки и его жены, которые работают вместе в качестве агентов в разведывательной службе военно-морских сил Аргентины.

10 ноября 1963 года, Кито.

Послезавтра я попытаюсь завербовать Хосе Мариа Роуру, который с мая прозябает в тюрьме «Гарсиа Морено». Ему разрешили выехать из страны, и он сначала вылетит в Гуаякиль, оттуда в Лиму, затем в Ла-Пас и в конечном счете — в Чили.

Последние несколько'недель полковник Луго находился в Кито и при встрече говорил мне, что полицейские, допрашивающие Роуру, сообщают о его очень подавленном настроении, даже разочаровании в своем политическом прошлом. Он также крайне обеспокоен судьбой своей семьи, оказавшейся в бедственном положении. Эти сведения совпадают с теми, которые мы получили из других источников о положении семьи Роуры. Луго высказал предположение, что, возможно, Роура уже созрел для того, чтобы начать его вербовку, но это следует сделать вне стен тюрьмы.

Обсудив возможности, Дин предложил мне сесть в тот же самолет, на котором улетает Роура из Гуаякиля в Лиму, и сделать ему предложение в самолете. Мы договорились с управляющим в аэропорту Гуаякиля, американцем и нашим агентом, чтобы он устроил мне место в самолете рядом с Роурой. Из штаб-квартиры только что получено одобрение нашего плана, а наш резидент в Лиме договорится с полицией, чтобы Роуре разрешили остановиться там на несколько дней, если пожелает, так как разрыв между прибытием самолета из Гуаякиля и отправлением в Ла-Пас всего около двух часов. Нам необходимо, если все пойдет удачно, довести дело до конца в Лиме, а не в Ла-Пасе. Когда я переговорю с ним, то предложу сделать остановку в Лиме за мой счет. После всех этих месяцев, проведенных в одной из самых мрачных тюрем мира, он, видимо, согласится. В любом случае попытка вербовки в самолете — оправданный риск, хотя известно, что характер Роуры чрезвычайно изменчив. Оправданность риска объясняется тем, что нам нужно проникнуть в эмиграцию в Сантьяго, а Роура был бы превосходным источником после возвращения в Эквадор.

13 ноября 1963 года, Кито.

Не все получалось, как было задумано, но и не случилось ничего страшного. В полдень 13 ноября я вылетел в Гуаякиль. К моему удивлению, Роура оказался в том же самолете, что и я, но под охраной полиции. Полковник Луго говорил мне, что Роуру отправят утренним рейсом, и я меньше всего хотел, чтобы он видел меня в Кито или подумал, что я имею какое-либо отношение к нему. Наш сотрудник в Гуаякиле обо всем договорился с управляющим, и тот ждал меня в три часа ночи, чтобы дать мне место в самолете рядом с Роурой, которого освободят из-под стражи в момент, когда он вступит на борт самолета.

Когда я вошел в салон самолета, то с тревогой увидел, что там было всего не более десяти пассажиров. Стюардесса проводила меня на место рядом с Роурой — он уже сидел на своем месте, и мое знакомство с ним и заготовленная легенда начали рушиться. Я собирался начать с ним разговор как случайный пассажир с другим случайным пассажиром. Я выбрал место рядом с Роурой на тот случай, если салон окажется переполненным, чтобы никто не занял это место. Но теперь было совершенно ясно, что мое появление рядом с ним преднамеренно.

После того как я уселся возле Роуры, молчание, казалось, затянулось до бесконечности. Я отчаянно силился придумать какой-нибудь новый повод, чтобы завязать разговор. Неожиданно появилась стюардесса и предложила мне пересесть куда угодно, чтобы вздремнуть, поскольку ряды кресел в салоне пустовали. Нужно было некоторое время, чтобы прийти в себя и придумать новый вариант. Я направился вперед рядов за десять, настроение у меня упало.

Вот уже и от взлетной дорожки оторвались. Прошло пять, десять, двадцать минут, но я так и не решался встать со своего места. В свое оправдание я уже начал было придумывать версию о создавшихся неблагоприятных условиях, чтобы как-то объяснить, почему не заговорил с Роурой. Однако нужно было все же как-то сдвинуться с мертвой точки, и в конце концов я встал и нетвердой походкой, словно входя в холодную воду, направился к месту, где сидел Роура.

Я представился под вымышленным именем. На мой вопрос, не могу ли я с ним поговорить, он ответил мне с полным безразличием. Я уселся рядом и начал говорить, постепенно освобождаясь от напряжения, что я американский журналист, несколько последних недель провел в Эквадоре, изучая проблемы неграмотности, болезней и нищеты для подготовки серии статей. В аэропорту перед вылетом я случайно узнал, что он должен был лететь этим же рейсом, и мне хотелось бы узнать его, коммуниста-революционера, точку зрения на эквадорские проблемы. Я добавил, что знаю об его аресте в этом году, и выразил удивление, что могут происходить столь деспотичные и несправедливые акты.

За кофе мы обсуждали проблемы Эквадора. Роура говорил открыто и с облегчением, и, казалось, устанавливалась атмосфера взаимопонимания. Минут за двадцать до посадки в Лиме я перевел разговор на тему о его личном положении. Он сказал, что в Лиме пересядет на другой самолет на Ла-Пас и через несколько дней вылетит оттуда в Сантьяго. Он не знал, что предпринять в отношении своей семьи, и считал, что в эмиграции ему будет тяжело.

Теперь мне нужно было сделать предложение, достаточно осторожное, но и достаточно определенное, чтобы Роура понял его смысл. Я сказал, что в Лиме встречусь с приятелями примерно той же профессии, что и я, они, возможно, захотели бы поговорить с ним и, я уверен, они готовы оплатить ему за интервью, поскольку представляют солидное предприятие. Он ответил, что был бы не против, но перуанцы разрешили ему оставаться в порту только до первого рейса самолета, направляющегося в Ла-Пас. Я сказал, что мои друзья, очевидно, смогут договориться с перуанцами о разрешении остаться в Перу на несколько дней, а ему для этого нужно будет попросить иммиграционные власти, разрешат ли они ему провести в Лиме хотя бы день и вылететь в Ла-Пас позднее, скажем сегодня вечером или завтра. Кто знает, заметил я, может быть, удастся договориться о какой-нибудь постоянной финансовой поддержка для него самого в Сантьяго и для его семьи в Кито. Может быть, сказал я, он даже сможет договориться о переезде его семьи в Сантьяго, чтобы жить вместе. Я видел, что он клюет на приманку и начинает понимать, к чему я клоню.

Когда на табло появился сигнал «Застегнуть ремни», я вынул из кармана листок бумаги с напечатанным вымышленным именем и номером почтового отделения в Вашингтоне. Я сказал, что в Лиме буду находиться в гостинице «Криллон» и если он будет иметь возможность сделать остановку на пару дней, то может зайти ко мне, чтобы продолжить разговор. Если нет, то он всегда может связаться со мной по этому почтовому адресу. Он не сказал, что будет просить у перуанских властей разрешение сделать остановку, но и не сказал, что не будет. Мне показалось, Роура решил сделать такую попытку. В заключение, чтобы убедить его в том, что я о многом знаю, и дать понять ему, что я из ЦРУ, я назвал его на прощание «Пепито» — именем, которым он пользовался среди своих товарищей по компартии. После этого я вернулся на свое место.