Коллектив авторов Биографии и мемуары - Неизвестный Чайковский. Последние годы

К Ю. Конюс

15 июня 1891 года.

Милый, дорогой друг, сейчас получил письмо ваше и был прежде всего поражен удивлением, что вы уже успели слетать в Нью-Йорк. Быстрота изумительная. Мне нравится решительность, смелость и энергия ваша. Радуюсь, что вы устроились в Америке, и надеюсь, что со временем и ваш батюшка одобрит решение перебраться за океан. Известие же, что вместе с вами приглашен и Бродский, еще усиливает мою радость. Бродский – один из симпатичнейших людей, с которыми мне приходилось сталкиваться. Я предвижу, что вы с ним отлично уживетесь, притом он прекрасный артист и как квартетный исполнитель самый совершенный из всех, мною слышанных, не исключая даже Лауба, который был слишком крупен для квартета.

К М. Ипполитову-Иванову

25 июня 1891 года.

<���…> Про московские музыкальные дела ничего не знаю и не хочу знать. Знаю только, что Сафонов в Петербург не попадет. Говоря про московскую музыку и про консерваторию, ты спрашиваешь, «кто будет у вас в случае перехода Сафонова в Петербург?» Это «у вас» мне очень не нравится. Я с Москвой навсегда покончил и считаю ее совершенно чуждым мне полем музыкальной деятельности. Вопрос о гастролях В. М. я считаю некоторым образом решенным, т. е. я начну понемногу хлопотать о приглашении ее в одну из столиц на весенний сезон. Необходимо, чтобы она победила свою стыдливость и нерешительность. Но об этом я буду в свое время ей писать и устно говорить.

К В. Давыдову

25 июня 1891 года.

<���…> Согласно обещанию извещаю тебя, что вчера вечером я кончил черновые эскизы балета. Помнишь, когда ты был здесь, я хвастался, что мне осталось каких-нибудь пять дней работы, чтобы кончить балет. Оказалось, что в две недели едва справился. Нет, старик очевидно приходит к упадку. Не только его волосы редеют и седы как снег, не только зубы валятся и отказываются прожевывать пищу, не только глаза слабеют и легко утомляются, не только ноги начинают скорее волочиться, чем ходить, – но самая его способность к какому-нибудь делу слабеет и улетучивается. Балет бесконечно хуже «Спящей красавицы» – это для меня несомненно. Посмотрим, что выйдет из оперы. Если приду к убеждению, что могу за своим музыкальным пиршеством подавать только «подогретое», то, конечно, брошу писать.

Итак, балет я окончил, теперь дня три посвящу корректурам разных аранжировок и старых, и вновь издаваемых партитур, а 28-го, накануне именин, удираю в Петербург, где намерен провести дня три. Вернувшись, засяду за «Дочь короля Рене». Увидим, как пойдет дело.

Веду жизнь по обычному, давно заведенному порядку. По вечерам иногда играю в винт у Новиковой или у г-жи Г., очень милой живущей здесь дамы. Я делаю это, потому что стал очень утомляться по вечерам от чтения, в результате которого нередко бывала сильная головная боль. А без чтения не знаю, как убить время до отхода ко сну. Это обстоятельство становится серьезным препятствием для жизни в деревне, вследствие чего я решил уже искать местожительство не в окрестностях Петербурга, а в самом Петербурге. Да и вообще, мне кажется, всего подходящее основаться в Петербурге навсегда. Уж одно то, что я могу тебя часто видеть, для меня весьма важно.

К Н. Конради

26 июня 1891 г. Майданово.

<���…> Хочу сегодня немножко полениться и нахожу удовольствие и отдохновение в беседе с тобой. Ты приглашаешь меня в сентябре погостить у тебя. Перспектива пожить в тихом, удаленном от всей суеты Гранкине улыбается мне в настоящее время трудно. Все зависит от того, как пойдет моя работа, а также от постановки «Пиковой дамы» в Гамбурге. Было предположение поставить ее там в конце сентября, и к этому времени я навострю лыжи к Западу. В Каменку тоже не знаю – попаду ли. Съездивши в Питер, чтобы освежиться (я стал теперь от работы очень утомляться), я примусь за сочинение оперы «Дочь короля Рене». Так как этот сюжет очень пленяет меня, то я чувствую, что если моя изобретательная музыкальная способность не начинает еще угасать – я могу написать нечто очень изрядное, лучшее из всего, что когда-либо писал. Теперь решительно не могу сказать, сколько времени у меня уйдет на сочинение черновых эскизов. Пока они не будут совсем окончены, я не способен к общению с людьми и должен сидеть дома и непременно один. Итак, дальнейшие мои намерения насчет лета очень в зависимости от двух моих опер: одной – готовой, другой – имеющей родиться на свет.

К А. С. Аренскому

7 июля 1891 года.

Дорогой Антон Степанович, я ездил на целую неделю в Петербург, и письмо ваше пришло без меня. Этим обстоятельством объясняется, что я так поздно отвечаю на интересующий вас вопрос.

Тифлис город до того мне во всех отношениях симпатичный, что я могу только поощрять всякого, желающего там водвориться. Думаю, что для вашей композиторской деятельности вам было бы полезно поселиться в столь богатой всяческими художественными стимулами стране. Но вместе с тем вижу и много неблагоприятных для дальнейшего развития вашего богатого дарования сторон в деятельности директора тифлисского отделения муз. общ. Во-первых, вы, если я не ошибаюсь, будете получать жалованье меньше вашего профессорского в Москве. Ипполитов-Иванов получал много, ибо он был одновременно директором и капельмейстером в упраздненной теперь опере. Это обстоятельство принудит вас взять множество классов, как например элементарной теории, совместной игры и проч., и тогда все время ваше уйдет на училище. Для сочинения же времени будет еще меньше, чем в Москве. Во-вторых, вам придется входить в прозаическую, деловую сторону администрации училища, а это будет вам очень противно, да и возьмет много времени. В-третьих, вы будете очень одиноки как музыкант, ибо персонал преподавателей училища небогат вполне образованными и способными быть для вас опорой и поддержкой личностями. Это может дурно отразиться на состоянии вашего духа. Меня же, прежде всего, интересует, чтобы вы писали, писали и писали, и все, что может препятствовать вам на поприще композиторства, мне несимпатично.

Вот я и не знаю, что посоветовать вам, дорогой А. С. Скорее, не советую. Будь вы обеспечены, я бы только радовался, что вы поживаете на Кавказе. Но с грустью помышляю о вас, как о провинциальном деятеле, удаленном от музыкальных центров, заваленном непосильной и скучной работой (еще более скучной, чем в Москве), одиноким и лишенным возможности слышать хорошую музыку. Вы не можете себе представить, милый А. С, как я страдаю при мысли, что такие люди, как вы, Римский-Корсаков, Лядов, должны терпеть и терзать себя преподаванием. Но что тут поделаешь? Мне кажется, что еще годика два вам следует потерпеть, постараться много работать и, Бог знает, может быть, незаметно, понемножку вы добьетесь того, что будете жить одним сочинением. Что это возможно – я служу доказательством. Я зарабатываю теперь так много, что могу и большую семью содержать. А засим все-таки скажу, что Тифлис город очаровательный и что жить там очень приятно.