Марат Гизатулин - Булат Окуджава. Вся жизнь — в одной строке

Коллега по работе предложила Гале взять в работницы девчонку из Васильевки, сестру своего мужа. Девочку звали Марусей. Маруся была весёлая, добрая, они с Галиной друг другу понравились. А для Маруси такая работа была большой удачей.

После войны молодёжь начала потихоньку разбегаться из деревни. У кого были документы, те могли устроиться в городе. Но таких было немного, в те времена паспорта колхозникам не выдавали. Хорошо, если кто-то по родству или знакомству имел подход к сельсовету, — он мог выхлопотать всеми правдами и неправдами себе справку, по которой потом можно было в городе получить паспорт, и поминай как звали. Правда, ещё были оргнаборы, как это тогда называлось, — на Камчатку ли, на рыбную ловлю, на стройку ли какую. Туда можно было завербоваться и без паспорта.

А кто не смог устроиться, оставались в колхозе. Но жить на что-то надо было, вот и ездили на подработку — на добычу торфа. Тайком, глухой ночью, чтоб не погнался председатель, шли в другую деревню, там садились на попутную машину до Калуги, а дальше на поезд — и в Подмосковье, на торфяники. Жили там без паспорта на частных квартирах. Поработают несколько дней — и обратно, в родной колхоз. Платили им на торфоразработках по три рубля в день.

Слушал я такие рассказы и диву давался — вот разгул демократии был в стране в сталинское время: «гастарбайтеры» жили под Москвой не только без регистрации, но и вообще без паспорта, и никто на них облав не делал!

Вот после очередной такой вылазки «на торф» Маруся и попала к Булату и Гале. Здесь работа была куда легче. Маруся жила у них всю неделю, а на выходной уходила домой. В её обязанности включались уборка, стирка, а в субботу, перед выходным, они с Галиной готовили на всю неделю на примусе.

У Булата было несколько мешочков с приправами, привезёнными из Грузии. Он велел Марусе добавлять в пищу эти приправы. Зачем это надо, она не понимала и считала просто причудой учёного человека. Мешочков было шесть или семь, и Маруся иногда забывала, из какого и сколько она должна добавить. Но Булата провести было нельзя: «Маруся, а вот такую травку ты не положила!» Очень Маруся удивлялась, как он это заметил! В конце концов договорились, что он всякий раз сам будет на блюдечке составлять смесь из приправ для каждой готовки.

Мария Алексеевна Ромакина (Зайцева) вспоминает:

— Как-то сижу, думаю, что это у нас пол такой грязный и никак не отмывается. Взяла ножик — такой широкий был у нас, воды нагрела на плите и пошла скоблить… Тут хозяин приходит и говорит: ты что делаешь? Я говорю: порядок навожу. Это, говорит, паркет. Ну, я говорю, что же это за паркет такой? Так богато жили попы, неужели не могли досок постелить?

Булата Маруся побаивалась — он был почти всегда серьёзен и вообще выглядел непривычно. Ей он даже казался старше своих лет. Как-то в отсутствие хозяина Маруся с Галиной сидели, пили чай, судачили о том о сём. В порыве откровенности Маруся спросила: «Как это вы, такая красивая, и вышли замуж за такого старого?» А ведь разница у Гали с Булатом была всего два года!

Вечером Галина не удержалась и со смехом рассказала мужу о разговоре с Марусей. Вместе посмеялись. На следующий день за обедом Булат подтрунивал: «Маруся, а ты за кого бы лучше замуж пошла, за старого или за пьяницу?» — чем вводил её в страшное смущение.

По субботам Маруся с Галей пекли пирожки на всю неделю, штук до пятидесяти, с мясом, с капустой. Пекли всю ночь. Галя была мастерица печь пироги. И вдруг однажды заметили, что пирожки стали пропадать. Приходит Маруся на работу в понедельник, а Булат спрашивает: «Маруся, ты пироги не брала? Может, куда отложила?» В конце концов оказалось, что это соседи Амелины вывинчивали ушко, на котором висел замок, и в отсутствие хозяев ходили по пирожки…

Мария Алексеевна Ромакина хорошо запомнила своих работодателей, особенно хозяина — таким необычным он ей показался. Помнит она хорошо и его брата Виктора:

— Виктор вёл дневник, и вот на Новый год он уехал в Москву к тёте, а Галя с Булатом нашли его дневник и прочитали. Предупредили меня: «Маруся, смотри, ему не говори, что мы читали». Он писал что-то про ложку, что-то такое, что не ту ему ложку дали… Я спросила: «Да что ж, вы все своими ложками едите, что ли?» — «Да нет, — говорят, — это он у нас такой капризный, ему надо всё время своей ложкой есть…»

— А Виктора я встретила через три года в Москве, — вспоминает Мария Алексеевна. — Возле Павелецкого вокзала строили метро, и он шёл навстречу. Я его окликнула, но он не обернулся. Не услышал, должно быть, или не узнал…

В конце февраля подходило время Галине рожать, и она собиралась в Тбилиси, где у неё жили родители и сестра с братом. Уговаривала и Марусю ехать с ней. Той и хотелось поехать, да боялась, что мать не отпустит, и отнекивалась: «Я за маленьким ходить не могу». Но Галина продолжала уговаривать. Тогда Маруся решилась рассказать об этом матери. Мать всполошилась: как, в такую даль! И люди там неизвестно какие, а вдруг обидят дочку? И велела той тайком прочитать какое-нибудь письмо от тбилисских родственников — что они там пишут.

— Я шла и думала, что мама моя сошла с ума, — говорит Мария Алексеевна.

Однако она не ослушалась матери и, когда хозяева были в школе, достала письмо к Галине от младшей её сестры и прочитала. Сестра Ирина писала о тбилисском житье-бытье и среди прочего про младшего брата Гену, который совсем от рук отбился — каждый день к себе девчонок водит разных…

Простодушная Маруся всё рассказала маме, а та, услышав, даже руками замахала: «Никуда не поедешь! Я знаю, уедешь одна, а вернётесь вдвоём!»

Так Марусе и не довелось съездить в Грузию. Булату с Галей сказала, что едет на хорошую работу, в Куйбышев на фабрику, а сама вынуждена была снова ехать на торфяники. Пять лет и проработала там, воровски, тёмной ночью сбегая из колхоза, чтобы заработать хоть какие-то гроши.

— Они меня любили очень. Булат Шалвович проводил меня за монастырь, говорил: «Может, ты не поедешь? Ну, подумай, потом придёшь и скажешь».

Но больше Маруся Зайцева с ними не виделась.

Так Галина и уехала в Тбилиси одна и вскоре родила там девочку, но роды были тяжёлыми, и ребёнок родился мёртвым.

Вот как об этом узнали в школе. Ученица десятого класса Анна Борисова подошла в коридоре к Булату Шалвовичу и спросила, как там Галина Васильевна, кого родила. А он ответил резко: «Галошу!» — и пошёл дальше…

В те приснопамятные времена школьникам — и не только сельским — часто приходилось помогать колхозу. Естественно, в ущерб учёбе. Ученики шамординской школы, например, первую четверть не учились вообще — убирали картошку. Старшие классы вместе со своими учителями уезжали на уборку в какие-нибудь отдалённые деревни и жили там всё время уборки, месяц или два.