Лидия Дорн - Депрессия. Между абсурдом и чудом

С любовными отношениями все еще намного труднее, потому что более болезненно. В юности я считала, что семья – не для меня и вообще не собиралась жить дольше тридцати лет, рожать детей, стареть, нянчить внуков. Но любви все же хотелось. Не счесть, сколько раз я отчаивалась и всерьез думала, что проведу остаток жизни в одиночестве.

К тридцати годам я вышла замуж. Мы познакомились на семинаре по компьютерной графике. Замужество стало бегством от одиночества и бездомности. Я не строила никаких планов на будущее, я просто искала себе нору, чтобы спрятаться в ней. Убежище, чтобы выжить. Но вышло так, что я забеременела.

Муж был не против ребенка, наоборот. Лучше мальчика, девочку не надо, вдруг вырастет шлюхой. Он собирался назвать ребенка Робертом, покупать ему распашонки из чистого шелка, и искренне верил, что роды, если подойти к ним правильно, вызывают ощущения наподобие оргазма (это ему рассказала одна знакомая). Я изо всех сил пыталась себя убедить, что мой муж – человек интересный и особенный, потому что признаться себе в том, что связалась с идиотом, было слишком унизительно.

Но родилась девочка весом в 1300 грамм. Ребенка-то он хотел, но не такого, который отнимает все время у мамы, кричит часами, «жрет и гадит» (это цитата), а какого-то другого, идеального. Работать ему не хотелось, чего ради? Ради этого орущего неудобства? Раньше он перебивался случайными заработками и проживал остатки денежного вознаграждения, которые получил, работая охранником и заслонив шефа от вражеской пули. Но деньги скоро закончились.

Все свободное место в нашей комнате занимали коробки с деталями от радиоприемников, между ними был проделан узкий коридор к столу с компьютером, и посреди всего этого хлама в старом корпусе от телевизора спала наша дочка. Отношения портились с каждым днем. Я все делала неправильно. Мало внимания уделяла мужу, сломала молокоотсос, кормила дочку не теми смесями, вставала к ней по ночам (нужно было запереть в кладовке, потому что ведь всем известно, что наоравшись вдоволь, младенец устанет и заткнется). Произошла страшно банальная история. Наш брак был союзом двух эгоистов, каждый хотел не отдавать, а получать, и я не снимаю с себя вину, я тоже хотела только получать. И, как всегда бывает в таких случаях, когда брать стало нечего, а список взаимных претензий и обид вырос до неба, хлипкий союз распался.

Удивительно, как рождение ребенка меняет все жизненные приоритеты. Только что ты был сам по себе и весь мир крутился вокруг твоих страданий и твоей мировой скорби, и вот появляется на свет крошечное существо, и эгоцентризм оборачиваться полной противоположностью. Такая любовь дается даром, иначе как бы человек научился любить кого-то больше чем самого себя? Все другие способы научиться любить сложнее и требуют усилий, а этот – даровой и безотказный.

В один прекрасный день я упаковала все, что могла утащить, и мы сбежали из этого кошмара, который я сама же себе устроила. Как всегда, под родительскую крышу. Не знаю, что стало бы со мной, не будь у меня этой подушки безопасности. Стала бы я сильнее или окончательно сломалась? У меня нет ответа.

Дочка вытащила меня из одиночества и эгоцентризма, придала моей бестолковой жизни если не смысл, то цель. Если раньше я барахталась по жизни совсем уж без вектора, то теперь начала барахтаться в определенном направлении. Цель заключалась в том, чтобы дать дочке нормальную семью и достаток, независимо от того, хочется мне жить или нет, есть у меня на это силы или нет.

Мой второй муж был добр, порядочек, умен, жизнерадостен, трудолюбив, заботлив и великодушен. И стал бы прекрасным отчимом дочке. Видимо, за какие-то мелкие грехи ему досталась не нормальная жена, а я. Он отвел меня к психиатру с докторской степенью, по совместительству сексологу. Маленький раздутый от важности человечек подтвердил то, о чем я уже и сама догадалась: моя беда носит название «униполярная депрессия». И выписал прозак, а заодно поведал, что есть особая категория женщин, страдающих униполярной депрессий. Как правило, они занимаются спортом и не способны на длительные отношения.

Их жизненной энергии едва хватает на себя, что уж говорить о партнере. Я тоже всегда ощущала себя такой – тусклой лампочкой, не дающей ни тепла, ни света.

Предварительно выдворив мужа из комнаты, доктор посоветовал мне завести любовника для пущей яркости сексуальной жизни. И взял за визит сто долларов.

Любовника я заводить не стала, а прозак начала принимать, и в то время он мне помог. Приступы отчаяния притупились, по утрам стало легче вставать. Тогда у меня еще не было проблем со сном, точнее, они были, но наоборот. Спать хотелось постоянно. Поэтому стимулирующее действие оказалось кстати. Я принимала его где-то полгода, а потом бросила и не заметила разницы. Видимо, он исчерпал свое полезное действие. Спустя несколько лет я снова попробовала его принимать, но едва не полезла на стенку. С тех пор я не могу принимать повышающие серотонин препараты, потому что даже в маленьких дозах они вызывают непереносимое беспокойство.

Второй брак тоже продержался недолго, хоть и дольше предыдущего. Тут вмешалось одно обстоятельство. Мой второй муж был евреем. До сих пор он жил, не особо задумываясь о своем еврействе. Разве что в школе приходилось защищать сестру, когда ее обзывали «жидовской мордой», да в семье сохранились предания об ужасах погромов.

Так случилось, что родители мужа, переехав в Европу, заинтересовались своими корнями, историей и религией и уже жизни своей не мыслили без всего этого. И он тоже заинтересовался и, еще толком не разобравшись, понял, что для него это важно. Поэтому сразу после нашего знакомства он спросил, не хочу ли я перейти в иудаизм.

– Ни за что. Никогда, – ответила я решительно.

Сама мысль об этом казалась дикой и абсурдной. Время от времени в течение жизни я из любопытства открывала Ветхий Завет, ужасалась и закрывала. Жертвоприношения, воскурения, истребление народов и пепел красной коровы – вот то немногое, что я знала об иудаизме и не понимала, как люди в здравом уме могут до сих пор исповедовать это архаичное мракобесие.

Но расставаться нам очень не хотелось, мы надеялись, что авось найдется какой-то выход. Мой будущий муж привез мне чемодан, битком набитый художественной и религиозной литературой. Башевиса-Зингера я полюбила навсегда, а с религией не заладилось. Пылая праведным возмущением, я приставала к мужу с вопросами типа: «Как это возможно, принести родного сына в жертву??» Муж огорчался, пытался мне объяснить, что, мол, времена были другие и вообще, все не так просто, как кажется на первый взгляд. Я пыталась снова и снова, но приходила в отчаяние.