Леонид Диневич - Дорога длиною в жизнь. Третья книга воспоминаний (жизнь в Израиле)

Мне было предложено на выбор несколько больниц. Мои жена, дочь, внучка, проверив всё в своих телефонах по интернету, выбрали институт сердца в больнице Тель-Ашомер в Тель-Авиве. Тотчас же, прямо с операционной, раздетым для проведения операции, меня в сопровождении бригады врачей и жены, с ревущей сиреной машины скорой помощи повезли по загруженной трассе в этот институт. Здесь работают лучшие кардиохирурги мира.

Далее 8 часов операции на открытом сердце по шунтированию двух коронарных сосудов. Хирурги взяли у меня на ноге сосуд и с его помощью, обойдя закупоренные места двух коронарных сосудов, наладили кровоток к сердцу. Хотите знать, что было со мной за границей жизни? А было следующее: Я оказался в длиннющем, абсолютно чёрном коридоре и только очень далеко в нём было какое-то слабое свечение. Мне как-то предстояло по нему двигаться. Мне стало очень, очень легко. Я перестал ощущать тело. Не было никаких физических ощущений.

Электрошоки подбросили меня над кроватью и вернули физические ощущения реального мира. Должен сказать, что спасающие жизни электрошоки, очень неприятны в ощущениях.

Не знаю, как увязать это событие с радостным событием в театре. Вероятно это был очередной участок пути преодоления. Я должен был пройти его по той дороге, которая приснилась мне перед переездом из СССР в Израиль. Нет, нет. Эта дорога пока продолжается. И она не становится легче.

Хотя, хотя, хотя… Теперь она проходит без булыжников и острых камней. Теперь я двигаюсь по ней в статусе признанного авторитетного учёного. После операции последовал двухнедельный период в реанимации.

Должен признаться, что он был чрезвычайно болезненным. Обычно я люблю спать на животе. Врачи мне это не разрешали. Да и вообще как можно было это позволить, если у меня были разрезаны и почти разложены, как у цыплёнка-табака спереди все рёбра. А как иначе можно было добраться до сердца и его сосудов!!! После операции хирурги должны были стянуть рёбра, зафиксировать их на прежнем месте и создать условия для постепенного заживания.

Фантастика. Однако!!!. Это значит, что я должен был всё время лежать на спине. Медсестра укладывала меня на спину, а я немедленно смещался на бок. Не мог я лежать на спине. Так в постоянном конфликте с медсёстрами проходили все мои ночи. Таблетки для сна мне не помогали.

Матрасы наших прекрасных больничных кроватей мне доставляли страдания. Дело дошло до того, что я однажды снял с кровати простыни, постелил их возле кровати прямо на полу и улёгся. Конечно медсёстры немедленно это обнаружили, прибежали и упросили меня вернуться на кровать. И так было две недели.

Должен сказать, что эти медсёстры и врачи вероятно имеют железное терпение заниматься такими как я больными. Хотя такой там был не только я. Через две недели меня перевели ещё на две недели в больничную специальную гостиницу.

В гостинице у нас с женой был прекрасный номер со всеми удобствами, круглосуточное дежурство врачей, контроль состояния крови и т. д. и прекрасное ресторанное питание.

Меня мучали боли и я периодически в ночное время беспокоил дежурного врача. Он измерял мне давление, давал какие-то таблетки и я вновь уходил в свой гостиничный номер. В очень тревожные ночи меня хорошо успокаивал горячий душ.

Высшая награда для репатриантов

На фото высшая награда для учёных репатриантов, которая мне была вручена от имени министерства интеграции и министра обороны.

Ниже публикация (на иврите) в газете Тель-Авивского университета с поздравлением меня по поводу получения награды. На фото мои внучка Олечка Карик со своим мужем Даниэлем Карик в театре Габима в Тель-Авиве сразу после получения мной награды.

Поздравление Тель-Авивского университета

Я с моей внучкой и ее мужем после получения награды

Ниже награда, которая мне была вручена от имени министерства интеграции и мэрии Иерусалима в 2008 году. Она изображает Иерусалим, как столицу мира. Детали выполнены из пластинок серебра, покрытых золотом.

Награда 2008 года

Об остальных наградах я расскажу далее в своих воспоминаниях. Они представлены в приложении. Среди них есть особо чувствительные.

Журналист спросил его:

– Вы великий немецкий писатель, представитель плеяды наиболее талантливых европейских писателей, но все чаще и чаще Вы начинаете писать не об общечеловеческих темах, близких каждому читателю, а об узкой, еврейской теме.

Почему это так? Вы ведь не местечковый еврейский писатель, рожденный в Черте Оседлости. Вы не Шалом Алейхем, описывавший местечковую жизнь… Фейхтвангер горько усмехнулся. Ком встал у него в горле. Он не мог говорить. Лишь через минуту он ответил:

– Начну с того, что я не немецкий писатель, а еврейский писатель, пишущий, к великому сожалению для себя, на немецком языке… Я бы многое отдал чтобы писать на иврите, но иврита я не знаю так, чтобы писать на нем. Действительно, в начале мы все пытаемся быть интернационалистами, мультикультуристами и людьми нового века и новых идей. Но потом дым заблуждений рассеивается, и ты остаешься тем, кто ты есть, а не тем, кем ты пытался стать. Да, я пытался быть немецким и европейским писателем, но мне не дали им стать, а сегодня, я уже не хочу им быть.

Рано или поздно тебе говорят: не лезь не в свое. И тогда я иду туда где мое. И пишу о моем. Так спокойнее. Так лучше. Для всех. И это происходит далеко не всегда потому, что я или кто-то другой этого хотел. Нет.

Просто так распоряжается жизнь… И наши соседи…

Немцы, австрийцы, французы, венгры, поляки… Они не хотят чтобы мы лезли в их жизнь и в их культуру… Поэтому куда спокойнее писать о древней Иудее, или об испанских марранах, или о моих собратьях в Германии… Рано или поздно, если ты сам не вернешься в свой дом, то тебе напомнят кто ты и вернут тебя в него, те, кого ты совсем недавно считал своими братьями…

Не знаю, по Фейхтвангеру или по другим мотивам, но вероятно судьба привела меня и мою семью в свой дом. Однако, в этом новом своём домедля обустройства понадобилось очень много душевных и профессиональных сил. Я оставил землю и дом рождения и многолетнего творчества всей своей семьи, дом, в котором меня и мою семью по каким-то неведомым мне причинам уже не хотели.