Юрий Соломатин - Беньямин и Брехт – история дружбы

«Суд», в конце концов, оправдал Бехера, сочтя, что он использовал романную форму не злонамеренно, а всего лишь неумело. Мнение Брехта как председателя суда не было отмечено, однако он несомненно говорил о необходимости осуждения автора, чей роман показал, «как (даже эстетически) великолепный материал может быть испорчен использованием устаревших художественных форм и, прежде всего, ассоциативной манеры письма» 93. Позиции, занятые в этом споре, станут лейтмотивами будущих разговоров Беньямина и Брехта.

Участие Брехта в «суде» «Группы 1925» вполне могло обсуждаться в разговоре между Асей Лацис, Райхом и Беньямином 6 декабря 1926 года, сразу по приезде Беньямина в Москву. «Я рассказал [Асе Лацис] о Брехте», – записал Беньямин на первой странице своего «Московского дневника», и похоже, что друзей Брехта, Лацис и Райха, интересовали именно личные дела Брехта, потому что Беньямину было особо нечего рассказать о его творчестве, в то время ему практически неизвестном 38.

Карола Неер на берлинской радиобашне. 1926

Следующая встреча Беньямина и Брехта состоялась приблизительно в 1927 году на банкете после выступления актера Людвига Хардта. Присутствовали Хардт, Брехт, Клабунд, Карола Неер, Беньямин – пришедший с Клабундом и Неер – и Сома Моргенштерн, рассказавший в 1974 году об этой встрече в письме Гершому Шолему. Моргенштерна нельзя назвать надежным свидетелем, но его рассказ вряд ли является и полностью выдуманным. Спор показателен для полемики о Сталине и Троцком, а также как свидетельство изменения политических взглядов – в первую очередь Брехта. Моргенштерн пишет:

Я уже рассказывал Вам, что встречался с Беньямином впоследствии. Это произошло в Берлине после выступления Людвига Хардта, конечно же, известного Вам и оцененного по достоинству. После спектакля я пошёл с ним ужинать, там были и другие люди, среди них Брехт, Клабунд и его очаровательная жена Карола Неер, которую через несколько лет заманят в Москву и замучают. Я уже познакомился с Брехтом, также благодаря Людвигу Хардту. В то время он был еще не так знаменит. Его можно было встретить в Берлине в богатых еврейских домах, где он исполнял свои баллады, аккомпанируя на гитаре. При таких обстоятельствах я и услышал «Легенду о мёртвом солдате» в его изумительном исполнении, почти столь же хорошем, как у часто выступавшего с ней Людвига Хардта. Не помню точно, какой это был год, но в центре всеобщего внимания было дело Троцкого. Тогда Троцкий уже жил в ссылке в Турции 39.

В ходе вечера – а вечера с Людвигом Хардтом были всегда прекрасны – беседа за столом приняла новый оборот, когда кто-то упомянул о Троцком. Вы со мной не согласны, но я до сих пор убежден, что Клабунд был коммунистом. Этот спор разделил пополам наше общество. Брехт, Клабунд и его жена были полностью за Сталина. Мы с Хардтом горячо защищали Троцкого, нас поддерживал и Беньямин. Мне все это так хорошо запомнилось, так как в какой-то момент я заметил, что, по крайней мере, эта история подтверждает одно – старый добрый антисемитизм все еще распространен в Советской России, – и тут Брехт просто вскипел. Я тоже за словом в карман не лез, в общем, спор разгорелся нешуточный. Хардт был гораздо больший чем я поклонник Брехта – я знал только «Барабаны в ночи», и то только благодаря Хардту, пытавшемуся нас примирить и в то же время наслаждавшемуся накалом дискуссии; для Хардта ни один спор не мог быть слишком яростным. Беньямин поддержал меня, но, как мне показалось, эта тема не особо его интересовала. Я сгоряча обвинил Сталина в антисемитизме, что в то время оставалось бездоказательным, поэтому моя позиция была уязвимой. У Брехта нашелся контраргумент: он в качестве доказательства привёл Зиновьева, еврея, выступившего против Троцкого. С этим общеизвестным фактом мне пришлось согласиться – но едва ли поддержка Зиновьева имела решающее значение для победы Сталина. При жизни Ленина Сталин был человеком не более чем третьего сорта. У него хватило сил бросить вызов Троцкому – в то время триумфатору победившей Революции, – Сталин, осторожный человек, осмелился на это и добился успеха – это свидетельствует о смене настроения в стране, о том, что партия его поддерживает и что подобная личность смогла изгнать Троцкого из России. Этим аргументом я завоевал поддержку Беньямина и Хардта, но не выиграл спор, потому что споры всегда выигрывал Бертольд [ sic! ] Брехт, как я позже убедился в Голливуде. Он просто начинал кричать, и обо всем, что его не устраивало, «вообще не могло идти речи» 40.

Слева направо на верхнем фото: Беньямин, Марго фон Брентано, Карола Неер, Густав Глюк, Валентина Курелла, Бьянка Минотти, Бернард фон Брентано и Элизабет Гауптманн

Внизу: те же, но без Марго фон Брентано и Каролы Неер.

Берлинер Штрассе 45, Берлин. Рождество 1931

Своеобразная встреча Беньямина и Брехта состоялась 13 июля 1928 года на страницах Die Literarische Welt. Она продемонстрировала разницу в мировосприятии, необъяснимую одними только возрастом и опытом. По случаю шестидесятилетия поэта Cтефана Георге газета задала писателям вопрос, какую роль играл Георге в их интеллектуальном развитии. Беньямин признался, что был «глубоко потрясен» произведениями Георге, как и его друзья – «никого из них уже нет в живых». По его словам, именно сила, связывавшая его с умершими друзьями, позже вызвала в нем разочарование творчеством Георге 94. Брехт довольно резко ответил на этот вопрос в письме Вилли Хаасу и в заметке о поэте: «без Георге не обошлось бы ни на одном консервативном сборище», и пожелал, чтобы редакторы осознали «отсутствие хоть сколько-нибудь значительного влияния этого поэта на младшее поколение» 95. В обеих заметках встречается одинаковая метафора: Беньямин уподобил стихи Георге (в сравнении со стихами своего друга юности Фридриха Хейнле) «древней колоннаде» 96, тогда как Брехт с насмешкой заметил, что сей святой уж очень хитро выбирал свой столп: «он стоит в слишком многолюдном месте и выглядит излишне живописно…» 97.

Кроме того, Беньямин и Брехт могли встречаться в 1925 году или позже в рамках «Философской группы». Эта группа, «один из важнейших дискуссионных центров богатой событиями и оживленной столицы» 98, возникла из кружка еврейского ученого Оскара Гольдберга. Встречи происходили неформально под председательством Эриха Унгера, раз в неделю или через неделю, и по воспоминаниям Вернера Крафта на них «была представлена вся немецкая и еврейская интеллигенция: Шолем, Беньямин, Брехт, Дёблин, Франц Блай и многие другие». В иных источниках также упоминаются Ханс Рейхенбах, Карл Корш, Артур Розенберг и Роберт Музиль 99. Крафта могла подвести память, но в общественной жизни Берлина двадцатых годов встречи Беньямина и Брехта были неизбежны. К маю 1929 года круги их знакомых и друзей уже взаимно пересекались. Помимо Аси Лацис и Бернхарда Райха к общим знакомым можно отнести Эрнста Блоха, с которым Беньямин был знаком с 1918-го, а Брехт – с 1921 года, также Теодора В. Адорно, Эрнста Шёна, Зигфрида Кракауэра, Бернарда фон Брентано, Петера Зуркампа, Густава Глюка, Эриха Унгера, Альфреда Дёблина, Каролу Неер, Клабунда, Людвига Хардта, Курта Вайля и других.