Николай Задонский - Денис Давыдов (Историческая хроника)

По глухим лесным тропам и по оврагам, следом за наполеоновскими войсками шли вооруженные топорами и вилами русские, украинские, литовские и белорусские партизаны, нападая на отдельные войсковые подразделения, уничтожая обозы, захватывая оружие.

Для защиты своего тыла и борьбы с партизанами Наполеон вынужден был выделять крупные воинские силы, тем самым чувствительно ослабляя армию, и без того изнуренную длительными маршами. Положение ухудшалось с каждым днем. Мысли о мире теперь все чаще и чаще приходили в голову французского императора.

– Я хочу мира, и я не был бы требователен в вопросе об условиях мира, – признался он Коленкуру. – Если б Александр прислал ко мне доверенное лицо, мы могли бы быстро прийти к соглашению… Есть много способов уладить дело так, чтобы русские не остались слишком недовольными и не убили Александра, как его отца…

Народная война, встревожившая Наполеона, явилась непредвиденным обстоятельством и для царского правительства. Узнав о первых партизанских действиях в тылу противника, Александр крепко задумался. С одной стороны, было очевидно, что именно такая война поможет быстрее уничтожить неприятеля, а с другой – страшили последствия. Расправившись с иноземными грабителями, вооруженный народ мог восстать внутри страны. Палка была о двух концах. Александр дал указание военному министру относиться к действиям партизан с большой осторожностью и от выдачи им оружия воздержаться. «Война народная слишком нова для нас, – записал тогда русский офицер Глинка. – Кажется, еще боятся развязать руки…»

Во всяком случае, никакой помощи партизанам царское правительство оказывать не собиралось.

Первым знакомым офицером, которого встретил Денис в Смоленске, был Дибич. Он служил в штабе корпуса Витгенштейна, прикрывавшего Петербургскую дорогу, и примчался с известием о победе над войсками маршала Удино, одержанной при Клястицах отрядом Кульнева.

Дибич сообщил и подробности дела. Наголову разбив авангардные части противника, захватив большой обоз и девятьсот пленных, Кульнев увлекся преследованием и наскочил на главные силы французов.

Вынужденный отступать под сильным натиском превосходящих неприятельских сил, Кульнев стал переправляться через реку Дриссу. В это время снарядом, разорвавшимся вблизи, ему оторвало обе ноги. Кульнев упал, но, увидев приближавшуюся неприятельскую кавалерию, опасаясь, что его могут захватить, собрал последние силы и, сорвав с себя генеральские эполеты и ордена, сказал адъютанту:

– Спрячь эти знаки, дабы неприятель не тешил себя мыслью, что ему удалось убить русского генерала! VI

И через несколько минут скончался.

Тело любимого командира солдаты врагу не отдали, вынесли из боя, похоронили с воинскими почестями недалеко от места сражения.

Дениса печальная весть совершенно расстроила. После смерти отца это была самая тяжелая утрата. Ведь столько прекрасных воспоминаний связывалось с душевно близким ему Яковом Петровичем!..

Выслушав Дибича, Денис не удержался от слез. Однако время было не такое, чтобы давать волю горестным чувствам. Смерть Кульнева усилила в душе Дениса гнев и озлобление против неприятеля.

… До последнего времени Денис не так уж часто соприкасался с простым народом, знал его недостаточно и никак не предполагал, что он может сыграть решающую роль в войне с вооруженными до зубов наполеоновскими полчищами. Более того, Денис, как и другие офицеры-дворяне, в начале войны даже боялся, как бы французы не смутили народ прокламациями и как бы не начались внутренние волнения. Крепостное крестьянство, воспользовавшись случаем, могло осложнить дело и помешать борьбе с неприятелем.

Однако, когда еще по пути в Смоленск до ахтырцев дошли слухи об отважных действиях крестьян в тылу французов, Денис понял, как велика сила народного патриотизма, и сразу оценил огромное значение начинавшей разгораться крестьянской партизанской войны.

– Попомните слово, не поздоровится от наших гверильясов господам французам, – заметил он товарищам. – В Испании для Бонапарта цветочки были, а в России будут ягодки…

Это мнение окончательно укрепилось в нем после одного происшествия. Под Смоленском Денис вызвался с двумя взводами гусар поехать в дальнюю разведку. Местность была небезопасная. Французские фуражиры, как удалось выяснить, уже наведывались сюда, бесчинствовали в ближних селениях. Поэтому гусары, соблюдая осторожность, пробирались более глухими лесными дорогами.

И вот однажды, в сумерках, когда подъезжали к небольшой лесной деревушке, намереваясь здесь заночевать, где-то вблизи раздался подозрительный свист и почти следом в глубине леса гулко прозвучал выстрел.

Денис быстро вывел гусар на поляну перед деревней, построил в боевой порядок, приказав вахмистру Колядке с несколькими спешенными гусарами пройти в лес по направлению выстрела и разведать, в чем дело.

Спустя некоторое время гусары возвратились и привели с собой трех крестьян. Двое из них оказались почтенными стариками; они были в длинных холщовых рубахах и лаптях, в руках держали охотничьи ружья. Третий был вдвое моложе своих спутников. Высокий, худощавый, с небольшой русой бородкой, в добротных сапогах, легком пиджаке и картузе, он производил впечатление скорее городского мастерового, чем крестьянина. Держался с достоинством и вооружен был двумя французскими пистолетами, засунутыми под пиджаком за кожаный пояс.

Денису не представляло большого труда догадаться, что это за люди, и так как поговорить с крестьянами-партизанами давно уже хотелось, он встретил их дружелюбно и радушно. Усадил у костра, поднес даже по чарке водки.

Партизаны, ободренные хорошим приемом, разговорились, отвечали на все вопросы обстоятельно, откровенно.

– Мы поначалу за хранцев вас приняли, – признались старики, – вот, стало быть, и переполошились… чтоб лесной народ упредить…

– Какой же это народ лесной? – с любопытством спросил Денис.

– Которые, значит, в лесах проживают, от нехристей себя спасают… Со всех сторон нынче народ в леса-то бежит!

– А я слышал, будто и такие есть крестьяне, что у неприятеля остаются? – задал осторожный вопрос Денис.

– Греха таить нечего, батюшка начальник, были и такие, – отозвался один из стариков, – да им потом горше других пришлось… Я хотя про свою деревню Хмелевку скажу… У нас поначалу тоже некоторые крестьяне от хранцев хорониться не пожелали… Слушок их обнадежил, будто хранцы эти волю дают и барскую землю сулят… А они, как в деревню вошли, так первым делом за мужицкий хлеб и скотину взялись. А которые крестьяне противились, тех постреляли! Вот как оно у нас приключилось!