Олег Рогозовский - Записки ящикового еврея. Книга четвертая: Киев. Жизнь и работа в НИИГП 1975-93 гг
- Название:Записки ящикового еврея. Книга четвертая: Киев. Жизнь и работа в НИИГП 1975-93 гг
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2019
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:9783947664576
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Олег Рогозовский - Записки ящикового еврея. Книга четвертая: Киев. Жизнь и работа в НИИГП 1975-93 гг краткое содержание
Тем не менее, результаты его исследований по обработке сигналов нашли воплощение в цифровой аппаратуре новых гидроакустических станций. Удалось поставить и прочесть первый в Союзе курс по цифровой обработке гидроакустических сигналов в Институте повышения квалификации Минсудпрома.
Командировки дали возможность побывать в Баренцевом море, Тихом океане, Камчатке, включая Долину Гейзеров у ее смотрителя Николаенко и увидеть его друзей – медведей.
Кроме работы был футбол с «Динамо», лыжи, отдых в горах и на море. Росли сыновья, матерели друзья, уходили родители. О них тоже рассказывает книга.
Последняя разработка – станция обнаружения торпед для атомного авианосца – осталась незаконченной. Сначала разрезали на части Союз, потом авианосец.
Записки ящикового еврея. Книга четвертая: Киев. Жизнь и работа в НИИГП 1975-93 гг - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Осталась без руководителя и очень разнородная и разнонаправленная лаборатория 131. Там были и активный режим (эхолокация), которой занимался сам Коля, Лёпа Половинко, частично Чередниченко, который переходил постепенно от активного режима к классификации, большая группа пассивного режима Юденкова, группа гидролого – акустического обеспечения и расчета дальности (Катя Пасечная и Ковалюк), наша группа цифровой обработки информации и несколько человек, замыкавшихся на Колю: Москаленко, Малюкова, Дендебера, Лысенко, Сергей Якубов, Борисов [Рог17].
После похорон мама Коли рассказала о его бэкграунде. Его деды и родители были дворянами Смоленской губернии. Причем родовитыми. Фамилия Якубов указывала на то, что кто – то из татарских предков был пожалован дворянством давно.
А мы – то (я) удивлялись воспитанности и интеллигентности Коли, он ведь вроде был из семьи простых советских служащих. Ленинградский микроб культуры не мог бы так быстро его изменить – у него это было природное и воспитанное с детства – глубже, чем в третьем поколении (см. книгу третью, приложение об интеллигенции [Рог17]).
Совесть, благородство и достоинство – вот оно, святое наше воинство – написал Окуджава как будто про Колю.
Отец и мать Коли были двоюродными братом и сестрой, чем отчасти может объясняться его не очень большая физическая стойкость – в пристрастии к спортивным занятиям он замечен не был.
Кроме того, он остерегался плавать в незнакомых местах. На летних каникулах в Рославле, между вторым и третьим курсом, ему довелось вытаскивать тонувшую девочку из омута. Ее он успел вытолкнуть на поверхность, но сам стал погружаться, и его пришлось вылавливать из глубины. Обоих привезли в больницу, а мама Коли работала там врачом и их выхаживала.
Нелепые и случайные обстоятельства гибели Коли имели и регулярную составляющую – колоссальную нагрузку, которую ему пришлось принять на себя и истощившую его физически и ментально. Витя Чередниченко прямо сказал, что в этом виноват Алещенко. Не думаю, что он говорил это тем, кто мог передать это Алещенко, но Лора это слышала. Я был и остаюсь того же мнения, но, кроме жены Нины, никому, кажется, об этом не говорил.
После похорон кто – то из друзей и Лора рассказывали о Ленинградском периоде его жизни. Коля закончил школу в Рославле с золотой медалью и мечтал стать врачом, как и мама. Поехал в Ленинград, в Первый медицинский (бывший Женский медицинский, мужчин до революции медицине учили в университете и Военно – медицинской академии). С золотой медалью поступить можно было без проблем, но общежития не обещали. Коля не хотел нагружать родных и знакомых своими проблемами и отказался. Рядом находился ЛЭТИ, где общежитие обещали. Он подал документы туда и был зачислен. А общежития не дали – он получил его только на втором курсе.
Специализация у него была проектирование гидроакустических приборов. В 1961 году несколько выпускников, в том числе товарищей Коли по комнате в общежитии, направили в Таганрог, в КБ завода «Прибой».
Коле повезло: он попал в лабораторию Г. Я. Гольдштейна, занимавшуюся новыми разработками. Он успел у него поработать, и тот, оценив Колю, покидая лабораторию и «вверх сходя, благословил». На большие дела, в главные конструкторы (Коля отказался), а позже в руководители разработок. Гольдштейн это сделать мог, так как он уходил не куда – нибудь, а в главные инженеры КБ. Под его руководством КБ стало самостоятельной и серьезной организацией – ОКБ «Бриз» [13] Снял его с должности в 1978 г. и вынудил уехать из Таганро – га новый начальник 10 ГУ Минсудпрома В. Н. Сизов (см. ниже)
.
В поезде ребята познакомились с девушками из ленинградского приборостроительного техникума, тоже направленными в «Прибой». По прибытии Таганрог удивил их оркестрами и демонстрациями. Правда, приветствовали не их, а Юрия Гагарина, в этот день взлетевшего в космос. Знак был благоприятный.
Среди девушек – попутчиц была и Лора, ставшая через два года Якубовой.
Дочь Якубовых Лена была старше нашего Димы на девять месяцев, а сын Боря старше Васи на десять. Наши дети приятельствовали – особенно много они общались в Ракитном. До сих пор интересуются – как там у них?
Для меня потеря Коли имела особое значение. Он был как бы камертоном в вопросах этики и взаимоотношений с другими. Как вскоре выяснилось, вместе с ним я потерял озоновый (защитный) слой своей атмосферы. Коля фильтровал жесткую радиацию непонимания и безразличия (в лучшем случае) начальства и некоторых коллег. Без Колиного фильтра я почувствовал, что ее воздействие на меня усилилось.
Коля был лучшим начальником, с которым я когда – либо работал. Думаю, не только для меня. Хотя «добреньким» он никогда не был. Указывал мне на логические скачки в отчетах и статьях (мои «привычные» ошибки). Убеждал брать новые работы, которые мне не нравились, и отдавать другим те, к которым я привык. Вообще при нем круг моих обязанностей быстро расширялся – группа росла и готовилась вести приемные тракты новых разработок, включая временную и пространственную обработку сигналов и их отображение.
Две последние строчки строфы из песни Окуджавы «совесть, благородство и достоинство…» заканчиваются призывом: «Протяни ему свою ладонь, за него не страшно и в огонь».
Отсутствие того, кому можно было так довериться, существенно повлияло на мое развитие, в том числе научное, которое, казалось, мало зависело от Коли.
Слова «Бог забирает лучших» никого утешить не могли.
«Ритм» и другие заботы
Коля ушел от нас. Остался НИР «Ритм». Работа была большая, сложная и… дорогая. Например, на контакты в микросхемах и разъемах выделялся один килограмм золота, так как требовались большое быстродействие и надежность цифровых устройств.
НИР была одной из первых, всецело посвященной алгоритмам обработки гидроакустических сигналов и цифровой технике, их реализующей.
Как первый заместитель научного руководителя я выполнял его обязанности. Высокому (выше институтского) начальству нужен был ответственный, с которого можно спросить.
Тех, кто занимался «Ритмом», пригласили к Алещенко. Кроме меня, там присутствовали Галя Симонова, Юра Шукевич, Сережа Якубов, почему – то Игорь Горбань и, вероятно, Лёпа Половинко.
Алещенко сообщил, что нужно принять решение о о научном руководителе «Ритма». Мне эта постановка показалась странной, я как – то не мог представить кого – нибудь со стороны, кто мог бы выполнять эти обязанности. Юра и Галя тоже удивились, но высказались в том смысле, что это должен быть я. Поддержал и Сережа Якубов, хотя с некоторой заминкой. Игорь Горбань – студент – практикант, до этого рта не открывавший, оказывается, тоже имел возможность высказаться, но и сейчас этой возможностью не воспользовался. Не помню, был ли при этом «консильере» Кошембар. Алещенко согласился с тем, что руководителем буду я и тут же перешел ко второму вопросу, что делать с наследием Коли Якубова. Нужно как – то если не увековечить, то как – то продлить память о нем. Может быть, развить его результаты. И защитить его диссертацию. По поводу первого высказывания я собирался объясниться с Алещенко отдельно, по поводу второго я даже не знал что сказать. Возможность защиты за умершего человека диссертации (а она уже была переплетена, и плакаты тоже были готовы) как – то трудно было представить. Оказывается, я ошибался. Как и в цели всего спектакля, устроенного О. М.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: