Вадим Органов - Воспоминания. Несколько дней той войны

Кто-то начал брызгаться водой, и это немного отвлекло, а потом и вовсе дало некоторую разрядку для всех нас. Хотя все были мокрые, но чувство усталости немного притупилось.

День шёл за днём. Весь сентябрь 1941 года в Краснополянском районе был тёплый и сухой. Тяжело было только первые пять дней, а потом постепенно все втянулись в работу, перезнакомились с местными сверстниками и даже устраивали танцы с патефоном. Время летело незаметно, и вот отпущенный нам месяц закончился, и пора было возвращаться домой.

схожая с нашей технология молотьбы

Последний рабочий день был до обеда. Все местные, кто мог, пришли нас провожать. Колхозники, деревенские ребята, уже ставшие нам друзьями. Председатель колхоза благодарит нас за хорошую работу и примерное поведение, желает нам хорошей учёбы.

– Вы внесли посильный вклад в победу, в которой никто из советских людей не может сомневаться.

Другая пожилая колхозница тоже благодарила нас, заканчивая выступление надеждой:

– Мы скоро победим этого ирода, этого Гитлера.

Кто такой этот «ирод», мы смогли лишь догадаться по сравнению с понятной нам фигурой лидера фашистской Германии. Наверно, тоже очень нехороший человек и такой же, наверно, полностью безумный.

И вот мы теперь уже первого октября снова в школе. Звонок на урок, рассаживаемся по местам, первый урок должен быть немецкий. Мы уже знаем, что у нас новый учитель, но ещё не знаем, кто это. Дверь открывается, в класс входит наша новая преподавательница. Она такая важная, смотрит на нас подозрительным взглядом, как бы говоря: ну поглядим, какие вы тут. Почему-то это нам сразу не понравилось, как и сама новенькая. Она поздоровалась по-немецки:

– Gutentag! Nehmt ihre Plätze! Setzet bitte!

Она продолжала говорить дальше по-немецки, а мы ничего не понимали. Из всего ей сказанного мы поняли, как её зовут – Мария Павловна, и что она наш новый классный руководитель.

Ещё в колхозе я как-то выбился в лидеры, и, казалось, вопрос о старосте в классе был решён. Я почувствовал на себе взгляды всех ребят и должен был как-то объяснить ей теперь, что мы ничего из сказанного ей не поняли. Я поднял руку.

– Kann ich sagen?

– Fragst du misch? Wie heißest du?

Она попросила назвать моё имя.

Я начал сначала по-немецки, запутался, потом по-русски также несвязно попытался объяснить наше общее непонимание. Она посмотрела на нас с явным укором. И начала ещё раз уже по-русски всё нам объяснять. После уроков состоится собрание класса, и мы должны избрать старосту. С задней парты мой сейчас давно забытый приятель крикнул, что староста уже у нас есть, и назвал меня. На что она твёрдо и решительно произнесла как можно убедительней с настойчивой интонацией, что этот вопрос мы будем решать после уроков и сейчас не время посреди учебного процесса заниматься подобными вопросами. Она начала нам объяснять урок.

Мы почти до конца дня строили предположения и делились своими догадками друг с другом. Как началось собрание, сразу всё прояснилось: Мария Павловна предложила кандидатуру ученицы. Её протеже училась с нами до седьмого класса, а в восьмом она перешла в московскую школу, где преподавала Мария Павловна. С нами в колхоз эта ученица не ездила. Спорили долго и ни к какому результату так и не пришли. Ситуация продолжалась ещё четыре дня. Все эти дни мы спорили, и чем больше наша классная на нас давила, тем больше и мы протестовали. Дошло до того, что только речь заходила о её кандидате, раздавалось улюлюканье и жуткое громыхание наших ног. Мария Павловна не выдержала и пошла первой жаловаться директору. Иван Фёдорович выслушал её и все её претензии к классу и совершенно спокойно попытался её успокоить.

– Мой вам совет: соглашайтесь, и в классе будет нужный порядок.

Иван Фёдорович любил наш класс, как, наверно, и все свои классы в школе. Он всё знал про каждый класс и все традиции, все наши шалости.

Наш класс был очень дружный, мы как собрались ещё в третьем классе, так всем составом дошли до восьмого. Класс был дружный, и учились мы неплохо, и не было случая, чтобы мы кого-то бросили, что тот остался бы на второй год. Дружба и сплочённость проявлялись во всём, даже в решении сорвать чей-то урок. Для этого нужно было согласие и единодушная решимость. Но проявляли мы себя таким образом лишь тогда, когда нам что-то особенно сильно не нравилось в поведении учителей.

Так, ещё в седьмом нам не понравилась привычка нового преподавателя черчения: он нас долго держал «столбами». Зайдёт в класс, не глядя на нас бросит свой портфель на учительский стол, отворачивается к доске и долго раскладывает на ней свои чертёжные принадлежности. Мы стоим и ждём, пока он всё приготовит. Потом уже повернётся и скажет нам:

– Здравствуйте, товарищи!

А мы все стоим и ждём, пока он с нами ни поздоровается, тогда, наконец, тоже ему отвечаем и садимся.

Кто-то подал мысль, что это унизительно: столько времени стоять, наблюдая его затылок. Мысль почти сводила нас с ума и не давала покоя. Может, Иван Иванович, так звали нашего учителя черчения, конечно, и не хотел нас унижать, и делал это не нарочно, но наш детский максимализм не хотел прощать подобное. Мы приняли решение.

Как обычно, заходит Иван Иванович в наш класс и видит на столе шляпу. Все, затаив дыхание, ждут, что дальше. Иван Иванович подходит к столу, у него в руках чертёжные инструменты, а под мышкой его огромный портфель. Он, переложив всё в левую, пытается правой рукой взять шляпу. Из-под шляпы вылетает воробей. От такой неожиданности его руки непроизвольно делают странные манипуляции, портфель и принадлежности с грохотом падают на деревянный пол. Циркуль втыкается, хорошо ещё не в ботинок Ивана Ивановича. Сидящие на первых партах бросаются помочь поднять упавшие предметы, аккуратно кладут портфель на стол, а принадлежности на доску. Остолбеневший Иван Иванович первым нарушает тягостное молчание.

– Чья шляпа?

На что наш Витя Труль своим ещё не окрепшим баском спокойно произносит, что это шляпа его папы.

– Я верну её твоему папе лично в руки.

Шляпа уходит в бездонный портфель Ивана Ивановича. Воробей, притихший уже, сидит на верхнем краю учебной доски и, похоже, не собирается особо летать по классу. Не придавая особого значения его местоположению, наш учитель достаёт конспект и начинает у доски чертить линии координат и попутно начинает свой занудный рассказ о положении плоскости и про её видимое пересечение с плоскостями координат. Все замерли и смотрят больше на воробья, чем на рисунок на доске. Спокойное поведение двух главных героев драмы вызывает чувство глубокого разочарования у всех зрителей, ожидавших неординарного зрелища. Ну, не битву титанов, но хотя бы весёлую погоню на пол-урока точно надеялись. Напрасно. Кто как пытались спугнуть воробья, пока Иван Иванович не смотрел на нас. Нашёлся самый смелый, который выстрелил в бедную птичку из резинки. Пуля прошла мимо намеченной цели и угодила прямо точно в затылок Ивана Ивановича. Никто не хотел убивать учителя черчения, однако тот выскочил из класса и побежал по коридору с криком «Убивают!» Воробей летит за ним следом и бесцеремонно исчезает в раскрытом настежь для проветривания окне коридора.