Манфред Кюн - Кант. Биография

Иоганн Георг Кант жил и работал во время упадка его ремесла в Кёнигсберге. Дело его все более страдало со временем, и в тридцатых и сороковых годах ему становилось все труднее заработать на жизнь. Иоганн Георг, должно быть, знал, что стоит перед лицом поражения. И, должно быть, понимал, что вторжение седельников в ремесло шорников было нечестным, даже если не мог этого изменить. И все же он не позволил неудачам отравить семейную жизнь, хотя семья и дело были тесно переплетены.

Кёнигсберг начала двадцатых годов с точки зрения простого подмастерья описан в рассказе Самуила Кленнера, кожевника (Weissgerber), который какое-то время там жил:

Кёнигсберг: столица Бранденбург-Пруссии… Большой и очень широкий город. Я провел там три четверти года с мастером Генрихом Галлертом в Россгартене.

Каждый пастор здесь должен отдавать один дукат лютеранскому епископу, имеющему докторскую степень по Священному Писанию, поскольку тот должен их проверять (revidieren); ему следует проповедовать везде, куда бы он ни пришел. Король построил здесь сиротский приют и позволил профессору Франке в Галле его обустроить. Там есть маленькая церквушка, а учителя этого заведения читают прекрасные проповеди, хоть и называются пиетистами.

Пища здесь, как и во всей Пруссии, очень проста. Почти половину недели ешь одно и то же – свиную солонину и рыбу. Ее каждый день подогревают. Хлеб черный, и все же довольно вкусный. Мука грубого помола, и выпекается с шелухой. Нередко в хлебе попадается солома. Пиво же, наоборот, вкуснейшее: столовое пиво в Пруссии часто превосходит настоящее пиво в некоторых землях Силезии.

Подмастерьям нельзя появляться на публике из-за солдат. Им приходится все время сидеть в гостинице и играть в карты на деньги – так принято в Кёнигсберге. Однако никому не разрешают сидеть в пивной и пить во время церквовной службы. Любого, кто ослушается, арестуют. Стали больше вербовать солдат, и поскольку очень старались нанять и меня, я уехал обратно в Данциг [86] Wolfram Fischer, Quellen zur Geschichte des deutschen Handwerks. Selbstzeugnisse seit der Reformationszeit (Göttingen: Musterschmidt Verlag, 1957), p. 79–91. .

Ежедневный рацион в семье Канта был, вероятно, столь же однообразным, как и в этом рассказе, и скудным даже в лучшие времена. Тем не менее, так обычно питались мелкие ремесленники того времени, и было бы неправильно считать Кантов бедняками – по крайней мере, пока мать была жива.

Иоганн Георг и Анна Регина Кант были хорошими родителями. Они заботились о детях как могли. Если мы что-то и знаем о детстве Канта наверняка, так это то, что оно было беспечным. Вот что говорил позже один из его ближайших коллег:

Кант сказал мне, что когда он более пристально наблюдал за обучением в одном графском доме неподалеку от Кёнигсберга, то часто думал о несравнимо более благородном образовании, которое он сам получил в доме родителей. Он был им благодарен и говорил, что никогда не видел и не слышал дома ничего недостойного [87] Краус, цит. по: Reicke, Kantiana, p. 5П. .

Эти слова подтверждает и Боровский:

Как часто я слышал его слова: «Никогда, ни разу не слышал я ничего недостойного от моих родителей, и не видел ничего бесчестного». Он сам признавал, что, возможно, лишь немногие – особенно в наш век – могут вспоминать свое детство с такой благодарностью, с какой он всегда вспоминал и вспоминает до сих пор [88] Borowski, Leben, p.12; см. также: Jachmann, Kant, p.135, где утверждается, что Кант часто называл свое образование щитом (Schutzwehr) сердца и морали от злых впечатлений (lasterhafte Eindrücke). Яхман тоже характеризовал воспитание Канта дома и в школе как «целиком и полностью пиетистское». .

Действительно, Кант мог сказать о родителях только хорошее. Так, позже он писал в письме: «Мои родители (из сословия ремесленников) были абсолютно честными, добродетельными и порядочными. Они не оставили мне состояния (но не оставили и долгов). Кроме того, они дали мне образование, наилучшее с нравственной точки зрения. Каждый раз, когда я думаю об этом, меня охватывает чувство огромной благодарности» [89] Черновик письма Линдблому, 13 октября 1797 года (Ak 13, p. 461; само письмо: Ak 12, p. 205–207). Это единственное высказывание о родителях, написанное самим Кантом. Оно придает достоверность тому, что сообщают другие. Насколько важным было для Канта нравственное состояние его семьи, видно также из его письма к жениху дочери брата от 17 декабря 1796 года (Ak 12, p.140), где он писал: «Поскольку кровь двух моих уважаемых родителей в разных ее потоках никогда не была запятнана чем-либо морально неприличным, я надеюсь, что Вы обнаружите это и в своей возлюбленной.» .

Когда в 1746 году Иоганн Георг умер, Эмануил, старший сын – ему почти исполнилось двадцать два года – написал в семейной Библии: «24 марта моего дорогого отца забрала счастливая смерть. Да позволит ему Всевышний, не одаривший его множеством радостей при жизни, приобщиться к вечной радости» [90] Emil Arnoldt, “Kant’s Jugend,” in Emil Arnoldt, Gesammelte Schriften, 6 vols., ed. Otto Schöndörffer (Berlin, 1907–1909), I, p. 608–609. См. также: Stuckenberg, Kant, p. 6. . Мы можем исходить из того, что Кант любил и уважал отца: многое в его строгих нравственных принципах, вероятно, восходит к этому трудолюбивому человеку, содержавшему семью в далеко не всегда простых условиях. Мать, по всей видимости, значила для Канта даже больше, и он вспоминал о ней гораздо нежнее. Как утверждают, он говорил: «Никогда не забуду своей матери. Она взлелеяла во мне первые зародыши добра, она открыла мое сердце впечатлениям природы, она пробудила и расширила мои представления, и ее поучения оказывали постоянное спасительное воздействие на мою жизнь» [91] Гулыга, Кант, с.16. См.: Jachmann, Kant, p.169. Он также говорит, что глаза Канта всегда наполнялись слезами, когда он говорил о своей матери, и что он называл ее «любящей, чувствительной, благочестивой и праведной женщиной и нежной матерью, которая научила своих детей бояться Бога, давая им религиозные уроки и подавая им пример добродетели. Она часто уводила меня из города и обращала внимание на Божий промысел». См. также: Wasianski, Kant, p. 250–251. . Она была «женщиной большого ума. большого сердца и подлинной, нисколько не фанатичной религиозности» [92] Э.А.К.Васянский, “Иммануил Кант в последние годы жизни”, Кантовский сборник, № 3 (41), 2012, с. 92. . Кант не только считал, что унаследовал от матери внешность, – но и что она больше всего повлияла на первое формирование его характера, заложила основы того, кем он станет позже. Она его очень любила, и он чувствовал ее любовь. В лекциях по антропологии он говорит, что обычно отцы балуют своих дочерей, а матери – сыновей, и что матери предпочитают активных и смелых сыновей [93] Иммануил Кант, “Антропология с прагматической точки зрения”, в: Кант, Собр. соч. 7, с. 349; Ak 7, p. 310. Слово «фанатичный» или «энтузиастичный» (schwärmerisch) означает очень эмоциональную религиозность, которая была распространена во многих пиетистских группах, особенно у гернгутеров. У этого слова была долгая история. Уже Джон Локк выступал против него в своем «Опыте». См.: Джон Локк, “Опыт о человеческом разумении. Книга четвертая”, в: Джон Локк, Сочинения: в 3 т., т. 2 (Москва: Мысль, 1985), с. 177–186. . В то же время он говорит, что сыновья обычно больше любят отцов, потому что