Манфред Кюн - Кант. Биография

…дети, если они только уже не избалованы, любят удовольствия, сопряженные с трудностями. Обычно матери распускают. своих детей. И вместе с тем замечают, что дети, особенно сыновья, больше любят отцов, нежели матерей. Это, вероятно, происходит потому, что матери не дают им прыгать, бегать и т. п. из страха, что они могут повредить себе. Наоборот, отец, который их бранит, а иной раз и бьет за шалости, выводит их иногда в поле и позволяет им тогда чисто по-мальчишески бегать, играть и резвиться [94] Иммануил Кант, “О педагогике”, в: Иммануил Кант, Собр. соч. 8, с. 438–439; Ak 9, p. 477-478. .

Хотя он вовсе не обязательно имеет в виду собственные отношения с матерью и отцом, есть все причины полагать, что он любил их обоих, хотя, возможно, и по-разному.

Мать Эмануэла была более образованной, чем большинство женщин в XVIII веке. Она хорошо писала. Фактически она, кажется, вела все записи по дому. Она ходила с сыном гулять, «обращала его внимание на предметы и некоторые явления природы. Знакомила его с некоторыми полезными растениями, даже рассказала ему о строении неба все, что знала сама, и дивилась его сообразительности и остроте его ума» [95] Васянский, “Иммануил Кант в последние годы жизни”, Кантовский сборник № 3 (41), 2О12, с. 93. .

Бабушка Канта умерла в 1735 году. Сколь бы ни было печально это событие, оно, возможно, облегчило положение семьи. На один рот меньше, меньше работы для матери, больше места для детей. В ноябре того же года Анна Регина родила еще одного ребенка, сына (Иоганна Генриха). Через два года (18 декабря 1737 года) она умерла в возрасте сорока лет, изнуренная девятью беременностями и тяготами заботы о семье.

Эмануилу было тринадцать, когда мать умерла, и ее смерть сильно на него повлияла. Сообщают, что в старости он рассказывал о смерти матери следующее:

[У нее] была одна очень любимая ею подруга. Она любила одного мужчину, которому подарила все свое сердце, не потеряв, однако, своих чести и достоинства. Несмотря на обещание жениться, он изменил ей и вскоре обручился с другой. В итоге боль и грусть повергли обманутую девушку в сильную смертельную лихорадку. Принимать выписанные ей лечебные средства она отказывалась. Подруга, которая заботилась о ней на смертном одре, подносила ей наполненную ложку. Больная отказывалась от лекарства, а в оправдание говорила, что у него отвратительный вкус. Мать Канта не придумала для переубеждения ее ничего лучше, чем самой принять это лекарство из ложки, которой та уже коснулась. Но отвращение и дрожь охватили ее в то мгновение, когда она это сделала. И то и другое усилились воображением, а тут вдобавок она заметила пятнышки на теле своей подруги, которые приняла за петехии, так что сию же секунду заявила, что этот поступок принесет ей смерть. Она слегла в тот же день и вскоре пала жертвой дружбы [96] Васянский, “Иммануил Кант в последние годы жизни”, Кантовский сборник № 3 (41), 2012, с. 93 (перевод изменен. – Прим. ред.'). .

Васянский, который сообщил об этой истории, говорит, что Кант рассказал ему ее, исполненный «любви и нежности со стороны благонравного и благодарного сына».

Скрывается ли что-то еще в этой истории? Показывает ли она только любовь и благодарность или в ней таится что-то более мрачное? Можно ли сделать вывод о тайной обиде на мать, которую Кант все еще испытывал, даже когда ему было за семьдесят? Обвинял ли Кант и подругу, и мать за то, что она покинула его, а следовательно, предала? Хартмут и Гернот Бёме утверждают, что мальчик на самом деле был убежден, что смерть Анны Регины есть не что иное, как наказание за то, что она была «плохой» матерью, и что это мучило его всю жизнь [97] Эти вопросы могут показаться странными, но их поднимают Бёме в: Böhme and Böhme, Das Andere der Vernunft, p. 483–484. . Они также видят здесь истоки последующего взгляда Канта на мораль как на свободу от привязанности и желания: Кант винил мать за то, что она умерла, чувствовал себя из-за этого виноватым, и потому ему было трудно горевать. Он «подавлял» горе и в то же время вину, и потому не научился ценить важность нашей нерациональной стороны [98] В Böhme and Böhme, Das Andere der Vernunft, p.484, утверждается, что Кант был зациклен на своей матери всю жизнь. Часть их «аргументации» основана на ложной информации. Бёме пишут, что Кант был первым выжившим ребенком своих родителей, что неверно. У Канта была старшая сестра. Они также говорят, что отец Канта «не оказал на сына никакого влияния», что его «во многом игнорировали (ausgeblendet)». Однако отца Канта игнорируют биографы Канта, что не значит, что его игнорировал сам Кант. Не следует придавать слишком большое значение словам первых биографов. По некоторым причинам первые биографы уделяли матери особое внимание, но, как мы увидим далее, эти причины разительно отличались от тех, которые предполагают Бёме. Кроме того, Ринк отмечает: «Он [Кант] с благодарностью носил в своем сердце образ отца даже в последние годы жизни. Но, насколько это только возможно, он вспоминал о матери с большей нежностью» (Rink, Ansichten, p. 13). Ринк постоянно говорит о «родителях», а не только о матери. . Это возможно, но маловероятно. Какое бы глубинное психоаналитическое прочтение не позволяла поверхностная канва этой истории, следует помнить, что это все-таки прочтение текста Васянского, а не Канта. В конце концов, это не слова самого Канта. Даже будь правдой то, что растерянность, мучившая Канта из-за безвременной кончины матери, продолжала влиять на него в старости (или, возможно, снова одолела его в старости), из этого нельзя было бы вывести какие-либо важные заключения о жизни Канта в целом. Смерть матери непроста для тринадцатилетнего, но она не объясняет его дальнейшего философского развития.

Анну Регину похоронили «тихо» и «бедно». Это означало, что процессии не было и что за похороны заплатили цену, которую могли себе позволить небогатые люди [99] Форлендер делает из этого факта определенные выводы о доходах отца Канта: Vorländer, Immanuel Kant, I, p. 19. Сомневаюсь, что это возможно. Учитывая их религиозные убеждения, им было чуждо любого рода хвастовство. Вполне вероятно, что они считали уместными именно простые похороны матери и отца. Более того, как показывает декрет 1748 года, практика «молчаливого» захоронения родственников стала довольно распространенной в сороковые годы. Было сочтено необходимым ужесточить правила относительно того, кого можно было хоронить таким образом. См.: Ludwig Ernst Borowski, Neue Preußische Kirchenregistratur… (Königsberg, 1789), p.18f, 269–270. Действительно, многие из беднейших жителей Кёнигсберга, которые не могли себе позволить расходы, незаконно хоронили своих родственников за городом. В то же время торговцы настаивали на самых роскошных похоронах (зарезервированных для знати), хотя правилами им запрещалось, например, ездить на похороны в экипаже. См.: Gause, Königsberg, II, p. 59. Как пиетист, отец Канта вполне мог счесть, что «тишина» более уместна, чем помпезность, даже если он мог себе ее позволить. Соответственно, нужно быть осторожным и не делать конкретных выводов о финансовом положении семьи на основе того, как они хоронили умерших. См. также: Paul Graff, Geschichte der Auflösung der alten gottesdienstlichen Formen in der evangelischen Kirche Deutschlands, II , Die Zeit der Aufklärung und des Rationalismus (Göttingen: Vandenhoek & Rupprecht, 1939), p. 278. . Из соображений уплаты налогов семью Канта в 1740 году во всеуслышание объявили «бедной», и если раньше Иоганн Георг платил 38 талеров налогов, то теперь – всего 9 грошей [100] Неясно, какова была ставка налога, но 38 талеров были значительной суммой. Арендная плата за небольшую квартиру составляла 40 талеров в год, а студент должен был жить на 200 талеров в год. . Учитывая это ухудшение положения, неудивительно, что семья получала помощь родственников и друзей. Так, им привозили дрова от благотворителей, а за обучение Эмануила заплатил дядя (брат матери, сапожник), живший лучше, чем отец [101] Это тот самый дядя, который взял к себе младшего брата Канта после смерти матери. Неудивительно, что младший брат чувствовал себя ближе к этой семье, чем Эмануил. . К тому времени, как Кант стал известным философом, некоторые утверждали, что семья Канта была нищей, но так, кажется, дело никогда не обстояло. Васянский посчитал необходимым затронуть эту тему, заявив, что «его родители были не богатыми, но и никак не настолько бедными, чтобы испытывать нужду; еще менее [верно утверждение,] что они были нищими или что им приходилось волноваться о пропитании. Они зарабатывали достаточно для содержания домашнего хозяйства и образования детей». Он также указал, что если они и получали помощь от других, то довольно незначительную [102] Васянский, “Иммануил Кант в последние годы жизни”, Кантовский сборник № 3 (41), 2012, с. 92. . Тогда не существовало «социальной сети поддержки» в сегодняшнем смысле этого слова, но родственники присматривали друг за другом и снабжали необходимым.