Андрей Марчуков - От Ржева до Берлина. Воины 3-й гвардейской истребительной авиадивизии о себе и боевых товарищах

Это был подвиг по тому времени очень большой, все оставшиеся в живых были награждены орденами. Гарам получил тогда орден Ленина, Орехов – орден Красного Знамени. Корзников – второй орден Красного Знамени, ПАНИЧЕВ [163]– тоже получил орден Красного Знамени. Впоследствии он погиб.

Это были первые награждённые в нашем полку.

В этот же период Гарам потерял своего первого брата. У него было два брата – лётчики в нашем полку.

В то время мы были на Волховском фронте в направлении Новгорода и Демянска. У полка материальная часть как следует ещё не была освоена. Работали лётчики на ЛаГГ-3.

Затем с декабря началась борьба за освобождение Тихвина [164]. Входили мы тогда в 4[-ю] Армию, которой командовал Мерецков*.

Здесь мы работали с 20 самолётами, работали в течение декабря [19]41 г., января, февраля и марта [19]42 г. И 7 машин мы ещё сдали. В основном у нас остался старый состав – ГАРАМ, ОРЕХОВ, КОРЗНИКОВ, ПАНИЧЕВ, КОРОВЧЕНКО*. Из выдающихся лётчиков у нас тогда был МИТРОШИН, командир эскадрильи*.

В этот период наш полк занимался двумя видами работы. Во-первых, мы действовали как истребители, с одной стороны, а с другой стороны, как штурмовики.

В борьбе за Тихвин мы работали в интересах 4[-й] Ударной армии. Полк тогда сделал очень много, в особенности в отношении штурмовок. Истребители противника действовали мало, а, главным образом, действовали бомбардировщики и штурмовики. Положение было такое, что, когда противник отступал от Тихвина, он мог идти только по двум дорогам, а вправо и влево были леса и болота, и здесь противник представлял собой прекрасную мишень для штурмовок наших самолётов.

С Корзниковым был такой интересный случай. Перед этим мы вычитали в газетах, как один лётчик, возвращаясь с задания, не имея уже боеприпасов, наткнулся на немецкую колонну. Он тогда утяжелил винт и с рёвом пронёсся над их головами, создав среди немцев страшную панику. И вот однажды Корзников с другим лётчиком возвращались с задания. Боеприпасов у них уже не было. И вдруг они видят по одной дороге большую колонну противника, по дороге тянулись лошади, автомашины, люди. И они также понеслись низко над их головами. Началась паника, лошади съезжали с дороги, повозки падали в канавы, людей давили. Они тут же вернулись на аэродром, заправились, зарядились и стремительно поднялись снова. У каждого было по шесть снарядов [165], у каждого была пушка и два крупнокалиберных пулемёта, два «шкаса», и они их били и колотили. Там было после настоящее кладбище людей и лошадей. Потом туда приезжали несколько грузовых машин и долго убирали раненых и убитых. Всё было расколочено в пух и прах. Люди прятались в кюветы, но и там их находили и строчили по ним пулемётами. Потом Корзников видит – стоит крытая машина, и думает – там, наверно, что-нибудь, да есть. Оказывается, там был госпиталь. Он пустил туда два «эрэса». А после один пехотный командир нам рассказывал, что он слышал от жителей, что там ни одного живого из 40 лежавших не осталось, всех немцев побили. Так что, когда немцы шли по дороге от Тихвина, их всё время здорово гоняли.

Этот период был значительно сильнее первого периода [166], но недостатков было ещё много. Во-первых, полк имел несовершенную материальную часть, во-вторых, эта материальная часть не была должным образом освоена, и даже такие лётчики, как Корзников, садились с парашютом [167], бывали случаи, когда наши самолёты сбивались уже над аэродромом при посадке самолётов.

Там мы работали до 10 марта [19]42 г. Дни были во время зимней кампании очень короткие, и всё же лётчики делали по пяти, по 4 вылета. Задержки с горючим и с боеприпасами не было, летали сколько могли. Для штурмовок цель всегда находили, бросали листовки, стреляли из пулемётов, и на каждый исправный самолёт приходилось не менее 4 вылетов. Ведущие наши лётчики вылетов делали ещё больше – это такие товарищи, как Гарам, Корзников, Орехов, Коровченко.

Затем нас перевели на формирование. Мы отдыхали и переучивались на новой материальной части – самолёте Як-1. Находились мы в Рассказове. Там мы быстро полк укомплектовали, получили лётчиков. Полк был двухэскадрильным. Дело с обучением у нас уже шло к концу, и мы получили здесь приказ ВВС оставить всех лётчиков в Рассказове, а штабу и техническому составу отправиться в Люберцы для нового формирования. Но мы всё же забрали с собой таких лётчиков, как Корзникова, Орехова, Гарама, Парфёнова* – между прочим, замечательный боец. Это было 12 мая [19]42 г., а 25 мая мы прибыли в Люберцы и начали там работать. Получили мы пополнение из Гатчинской школы [168]– инструкторов. Тогда к нам попал ЛУЦКИЙ, теперь командир 1[-й] эскадрильи, ГОРШКОВ, ПРОКОПЕНКО, АЛЕКСАНДРОВ*, ШИШКИН, МАРКОВ*, ШУЛЬЖЕНКО и др., полк стал двухэскадрильным.

Полк продолжал заниматься подготовкой лётчиков: и отдельно каждый, и в группе. С лётчиками занимался полковник СТАЛИН, причём он привлёк в полк лучшие силы, таких людей, как АНТОНОВА*, ВЛАСОВА, ПРУЦКОВА*, ПИСАНКО*. С инженерно-техническим составом занимался наш инженер полка – МАРКОВ. Была выработана очень хорошая программа подготовки, что в будущем и сказалось в боях. Полком тогда уже командовал майор КЛЕЩОВ. Полк был создан при ВВС [169]и бросался в самые узкие места.

Подготовка продолжалась до 10 июня. Были лучшие люди и лучшие типы самолётов, проводилась тренировка, одиночные и групповые воздушные бои, иначе говоря, была создана обстановка наиболее близкая к боевой, и лётчики, хотя ещё и не обстрелянные, чувствовали себя в этой обстановке прекрасно.

Сразу после этого мы были брошены на Харьковское направление, в Валуйки. Это был момент наступления на Харьков немцев [170]. На фронте мы пробыли сравнительно немного, но результаты были очень хорошие. Первый рейд в Валуйках мы провели дней 23–24 [171]. За это время были сильные воздушные бои. Их было много. Характерный бой был 13 июня. Это был первый сильный бой, причём в бой водил майор Клещёв, который лично водил своих людей в бои.

В этом бою наши лётчики встретились с немецкими силами в два раза большими, чем было их. Наши дрались крепко, разогнали, развеяли поодиночке и добили противника. Тогда был только ранен Орехов, его самолёт разбился. Ещё был ранен Герой Советского Союза АЛКИДОВ*, но он сел на подбитом самолёте. Таким образом, мы потеряли только одну машину, а у немцев разбили не то шесть, не то семь [172].

Этот первый успешный бой окрылил наших лётчиков. И все воздушные бои шли у нас с тех пор очень хорошо. А боёв было много, так как и с нашей стороны, и с их стороны было много авиации. Итоги таковы: их потери 54 человека, наших – один раненый [173].

Затем был такой эпизод. У немцев тогда было много «охотников». Они практиковали такую вещь – наши только прилетают с задания, машины заряжаются, а в это время два Ме-109 ходят и ходят над аэродромом, явно вызывают наших на вылет. Командир полка никому не разрешил вылетать, так как они на взлёте всё равно наших побили бы. Дежурная пара КАЮК* и ТРУТНЕВ* сидели в самолётах. Немцы ходили, ходили, наши не вылетают. Тогда они отходят в сторону, один прикрывает, а другой начинает бить У-2, которые там стояли. Пять самолётов были подожжены. Каюк сидит, сидит, сигнала на вылет нет, но он чувствует, что сигнал должен быть. Он запускает мотор, и, как только он запустил, тот самолёт, который прикрывал, спустился и дал очередь по самолёту Каюка. Каюк успел выскочить, ему только перебили лямки, но самолёт был зажжён. А тот тут же улетел. Лётчики наши здесь стоят и говорят – ну, гады, поймаем, уничтожим. И случай для этого представился на другой день. На соседний аэродром они опять прилетают вдвоём – один прикрывает, а другой штурмует. Нам всё это было видно. Сейчас же вылетает наша четвёрка и потом ещё пара. Зажали их под Валуйками, одного сбили, а другой спустился на парашюте и попал в плен нашим войскам [174]. Так что лётчики отомстили за свой самолёт.