Дмитрий Лобачевский - Начать Бесконечность

Примерно все мы уходили в одно время. Гоша – в октябре, мы с Васей в ноябре, Артему скоро уже получать звание младшего лейтенанта милиции и они с Андреем готовились через год.

Когда военком и его комиссия делали примерное заключение, кто-где будет служить, мы с Васей зашли последними. Встали напротив военного комиссариата, тот говорит: «Так ребята, для Вас двоих остались два разных места службы, первое место – это отдельный батальон милиции под Ленинградом», далее посмотрев на нас сделав грустную паузу, глубоко вздохнув, при всех закурив сигарету, продолжил: «Второй – Афган, Чечня, служба будет вдоль границ, я Вам предлагаю выйти и пять минут подумать, кто куда пойдет». Подняв голову вверх, смотря на военкома, я начал говорить, но сразу же меня перебил Вася и сказал: «Я Афган, я на границу». Резко у меня пропал дар речи, без движений стоял и смотрел на Васю, он продолжал: «Я хочу служить родине, сам лично хочу, чтоб у меня были уроки трудностей, хочу пройти через это, очень долго мысленно готовился, и много думал, чтоб добровольно самому призваться». Нами это раньше никогда не обговаривалось, и я был ошарашен сказанным Васей, мне не оставалось ничего добавить, как мы вышли.

Эти дни перед проводами Гоши, когда он собирался в армию, проходили особенно интригующими – хотелось больше всего сделать, успеть и попробовать. Мы вели самый разгульный образ жизни, грабили, воровали, ночами напролет пили алкоголь, дрались, купили машину запорожец, на следующий день разбили и сожгли в поле, стыдно конечно такое вспоминать, раньше казалось это вовсе безнаказанно и весело; но что, было, то было. Но для Маши я всегда оставался любимым, примерным мальчиком. Вот прошла ночь, как начали провожать Гошу в армию. За полчаса до автобуса он умудрился нарваться и избить около десяти человек, которые по его словам якобы не так смотрели в нашу сторону. Наша особенность была в том, что мы за истину, за правду, никогда не трогали, кто слабей и меньше нас, так же не трогали алкашей, бездомных и бедных.

Я морально готовился к тому беспределу, что творился в вооружённых силах. Единственная главная слабость – это Маша и всё никак не мог смериться с тем, что не увижу её два года. Вот настал мой день проводов в армию, мои друзья, родственники, соседи, много кто присутствовал на празднике. Большой стол еды, суета, уже открытая пьянка с родителями. Как помню, что на заднем дворе закапал бутылку водки в землю, для того, чтоб, когда вернуться её найти и выпить. Слезы – мамы, мамы Маши, Маши, тёти; гордость – отца, папы Маши, дяди; поддержка друзей и всех остальных; обнимашки – с сестрой Таней; напутствующие тосты, пол часа сна и вот уже в обычном автобусе, который везет в неизвестность.

Нас привезли в распределительный пункт, всё это время с Васей держались вместе, но понимали, что уже сегодня на два года вперед друг, другу скажем «до встречи». Стоя со всеми в отведенном месте для курения, мне тоже захотелось попробовать сигареты, после затяжки закружилась голова, очень много кашлял, но дальше больше и хотелось ещё, так начал курить. Почёсывая лысую голову, не мог понять, что твориться. Меня направили на вокзал, ждать поезд…Васе же сказали, ждать самолета. С этого момента о нём ничего не слышал около трёх лет.

С первых дней в армии присутствовало много криков, непонятной ругани, драк, унижений, но себя в обиду не давал. Вообще не понимал, куда попал и, что тут делаю. На второй день службы, уже подрался с тремя дембелями, за то, что отказался делать, то что они хотели, был сильно избит, но зато не дал слабину. В армии стал понимать психологию человека и ценить свободу, со временим начал думать по другому, хотя времени даже думать не оставалось, как говорил мой ротный «Солдат должен хотеть одного – это спать и самое главное, тут думать не надо, за Вас все всё, подумали», указывая на воинский устав. Уже с первых дней выработался более жесткий характер; познал, что такое оружие, его составные части, разборка, сборка, стрельба; стал лучше мыть полы и, как никогда познакомился с тряпкой, и шваброй. Постоянно, как самый разговорчивый цеплялся с дембелями и дедами, так что приходилось делать всю грязную работу. Да ротный оказался прав, хотелось только спать, и уже с самого утра мечтал быстрее добраться до «шконки», ведь даже три, четыре часа сна в сутки – это очень повезло, а просто повезло – это когда хоть сколько поспал, но бывало и не везло. Наряды, патруль, вооружённый караул, устав, подъем, отбой, стрельбы, учения, полигоны, марш-броски, часовые строевые смотры и разводы, работа в автопарках, строевая подготовка, дедовщина и многое другое через, что проходил каждый солдат. Дедовщина расцветала: тумбочка вылетала со второго этажа, а в тумбочки солдат; автоматы об грудь перезаряжали; «музыкального лося» с разбегу пробивали; каждый второй побитый, творился полный беспредел. Круглое носили, квадратное катали…короче говоря «кто в армии служил, тот в цирке больше не смеётся». В армии повстречал много разный людей – таких называемых «человек-крыс», готовые сдать любого, даже свою родину во благо себя; к большому сожалению данного контингента оставалась основная часть, они постоянно ходили обиженными и битым; но и были те с кем от начало, до конца. Приходилось драться с офицерами – таких называли шакалами.

Вот прошли первые полгода моей службы. Настала пора принятия присяги. Я чувствовал себя эталоном солдата Советского Союза, во мне было всё идеально, идеальна разглаженная военная форма, до блеска начищенные кирзовые сапоги, автомат АК-47, строевая стойка и строевой шаг. Стоя в строю без каких-либо эмоций, в толпе увидел гостей: своих и Машиных родителей. Я знал воинский устав и понятия «строй» и, как полагается вести в нём…у меня менялась мимика лица и шла улыбка, безумные глаза бегали по толпе гостей, в ней искал Машу, за что получил замечание, но в любом случаи не мог себя сдержать. И вот мой взгляд упал на неё, меня отпустило; наоборот стал ещё более без эмоционален, хотелось показать себя только с лучший стороны, чтоб мной гордились, как настоящим защитником родины и отечества. После присяги ко мне подошли мои самые родные и любимые, и Машин отец – генерал Вооруженных сил Советского Союза, а за ними вслед по пятам всё командование части. Никто не понимал, как генерал тут оказался, он сам не имел никакого отношения к милиции, где я служу, но являлся высокопоставленным проверяющим, и знали его все. Поняв, что это на самом деле тот самый генерал вся часть замерла «смирно», все были в шоке, что может произойти, я так же находился в шоке. Подойдя к будущему тестю, представился: «Товарищ генерал-майор стрелок второй роты милицейского отдельного батальона рядовой Платов!», сделав секундную паузу в недержании ехидно улыбнувшись, продолжил: «товарищ генерал-майор разрешите обнять и поцеловать Вашу дочь!». Засмеялись родители и Маша, вся остальная часть продолжала стоять смирно, и ждать, что ответит генерал. В это время он улыбнулся, отдав воинское приветствие, пожал мне руку и командирским голосом скомандовал: «Разрешаю рядовой Платов!». Около пяти ста военнослужащих продолжали стоять смирно, как только Иван Иванович – это генерал, папа Маши, повернулся к командованию части, приложил руку к черепу, сказав: «Вольно!». Все сделали выдох.