Исаак Гилютин - Жизнь и страх в «Крестах» и льдах (и кое-что ещё)

Проблемы наших родителей усугублялась тем, что Аркадий учился, мягко говоря, без желания и охоты и выполнял домашние задания по минимуму. Впрочем, Нэля делала то же самое, но она, по крайней мере, не была так агрессивна в семье, как брат. Как мне тогда казалось, у Нэли не было достаточных способностей для учёбы, чего я не могу сказать об Аркадии. Я же, наоборот, очень старался, поскольку с самых первых школьных лет такого униженного воспитания в собственной семье (плюс маленький рост и, как следствие этого, полное отсутствие спортивных способностей) уже тогда получил серьёзную прививку на долгие годы, поняв, что в моей жизни мне не на кого надеяться, кроме как на себя самого. Тогда я прочно пришёл к выводу, что все мои недостатки можно скомпенсировать только учёбой и знаниями. Этот вывод сопровождал меня все последующие годы. Можно с полным правом сказать, что я даже благодарен своим родителям за такое несправедливое воспитание. Нет сомнения, что этот факт сформировал мой характер, что, в конце концов, помогло-таки мне выйти «в люди». Один бог знает, что было бы со мной, если бы я не получил эту прививку в детстве. На самом деле, мой брат Аркадий, получивший скорее противоположную прививку, хороший тому пример. Отчасти поэтому он уже очень давно, как, впрочем, и сестра Нэля, отошёл в мир иной.

С другой стороны, такое моё воспитание могло озлобить ребёнка на весь мир и на многие годы вперёд. Но об этом мне не хочется даже думать. Тем не менее, за последние двадцать лет как в Америке, так и в России, участились случаи вооружённого нападения школьников как на своих товарищей, так и на учителей. Мне кажется, что это в большой степени и есть следствие озлобления таких школьников на весь мир. Как правило, такие ребята происходят из неблагополучных семей, им труднее, чем другим, найти своё место в обществе. Мало того, что их третируют товарищи по школе, так они дополнительно не получают ни любви, ни хотя бы сочувствия в семье. Вот в такой обстановке и происходит озлобление на всех и всё и жить ему уже не хочется, но очень хочется поквитаться со своими обидчиками. Думаю, что такие дети и такие семьи всегда были, есть и будут, и потому обществу придётся иметь с ними дело. Я также думаю, что главным средством борьбы с таким явлением должно быть привлечение таких подростков к спорту, желательно экстремальному. Именно в спорте легче всего перенаправить агрессию ребёнка в положительное русло и в то же время дать ему возможность почувствовать себя не изгоем. Хороший тому пример: президент Путин В. В. много раз в своих интервью говорил, что, если бы не дзюдо и не его тренер Рахлин А. С., который тренировал его в течение 11 лет, его жизнь могла пойти по совсем другому сценарию.

Однако вернёмся к бытовым условиям в моей семье. Теперь это касается одежды. За десять школьных лет мне не было куплено в магазине ни одной одёжки, включая и нижнее бельё. Аркадий вырастал, ему вынуждены были покупать новые вещи, а его одежда перешивалась или подгонялась мамой под мою фигуру. А такую вещь, как пальто, не надо было даже и перешивать. В отличие от других несправедливостей, это обстоятельство меня совершенно не обижало, поскольку я был разумным ребёнком и хорошо понимал, что такое решение естественно в отсутствии достаточных материальных средств. Все эти годы я наблюдал, как «крутятся» оба родителя, чтобы все дети были накормлены, обуты и одеты в чистое и наглаженное. Уже только это в то тяжёлое время было достаточно много, далеко не все дети имели и это.

А в 1954 году, когда ввели совместное обучение мальчиков и девочек, одновременно ввели и школьную форму. Может показаться, что с тех пор в школе все дети одеты были одинаково. Но не тут-то было. Форма для мальчиков изготавливалась двух видов – одна из приличной шерстяной ткани более светлого цвета, другая – из хлопчатобумажной ткани с начёсом грязно-серого цвета. Более всего бросалась в глаза разница в брюках: из шерстяной ткани стрелки и спереди и сзади хорошо просматривались, придавая определённую элегантность одежде мальчика, а вот брюки из хлопчатобумажной ткани выглядели, как два круглых раструба, что, мягко говоря, не придавало элегантности их владельцу. Что в этих двух формах было одинакового, так это ремень с бляхой. Естественно, что цена этих двух форм разнилась в разы. Очевидно, что Министерство Образования, вводя эту форму, преследовало лишь одну цель – унифицировать школьников чтобы не бросалась в глаза принадлежность детей к разным сословиям (тогда это называлось прослойками), а, значит, и материальному достатку их семей. Цель эта, хотя и была благой, но вовсе не была достигнута, т. к. детям из обеспеченных семей покупали шерстяную форму, а из необеспеченных – дешёвую хлопчатобумажную. Последняя висела на фигуре мальчика, напоминая мешок. Думаю, излишне говорить, в какой форме мне пришлось посещать школу два её последних года. Много позже, а именно через 20 лет, под самый занавес моего советского прошлого, волею судьбы я оказался в Мордовском исправительно-трудовом лагере для иностранцев. Тогда мне пришлось носить арестантскую робу, правда совсем чёрного цвета, которая сидела на мне точно также, как когда-то школьная форма.

А вот ещё один эпизод из области нашего быта, датированный 1950 годом. Я тогда учился в 4-м классе, а моим соседом по парте был Витя Щербатов, отец которого был инспектором районного отдела образования, а мать учительницей начальных классов. Витя ходил в районный Дом пионеров, где играл на мандолине в составе оркестра русских народных инструментов. Он пригласил меня ходить туда вместе с ним. Я с радостью принял это приглашение. Мне всё там понравилось – и учитель, и ребята, а, главное, то, что я получил мандолину в личное пользование. Окрылённый, я явился домой с мандолиной. Там никто не обрадовался моей новой игрушке, что меня совсем не затронуло. Но меня поджидала неожиданная проблема, которую я никак не мог предусмотреть. Любому понятно: если хочешь научиться играть на музыкальном инструменте, надо много упражняться, и чем больше, тем лучше. Именно этим я и занялся всерьёз, как только пришёл домой. Но не тут-то было, я зря радовался своему новому увлечению. Я не успел поупражняться и 15 минут, как возник Аркадий, утверждая, что своими упражнениями я мешаю ему делать домашние уроки. Родительский приговор последовал незамедлительно – я должен прекратить этот шум. Немного подумав, я ухожу в туалет, надеясь, что там-то я никому мешать не буду. И опять оказался не прав: я совсем забыл, что мы живём в коммунальной квартире, в которой, кроме меня, проживает ещё девять человек и всем им он нужен не меньше, чем мне для игры на мандолине. Уверен, что читатель уже догадался о финале этой истории. Да-да, вы правы: через неделю, когда я понял, что без домашних тренировок на фоне остальных ребят я выгляжу белой вороной, мне пришлось вернуть так полюбившуюся мне мандолину. С тех пор у меня особая слабость к русским народным инструментам. В новое время, т. е. в последние 30 лет, когда я бываю в Питере (а было это более 60 раз), я никогда не пропускаю концерты русских народных инструментов, отдавая им предпочтение даже перед симфоническими оркестрами и струнными квартетами. Похоже, та моя «музыкальная» неделя оставила свой весьма положительный след в моей душе. Я даже поделюсь с читателем своей сегодняшней мечтой: когда закончу писать эту книгу, собираюсь брать уроки игры на пианино. Понимаю, что в моём возрасте это звучит абсурдно, но я ведь хочу научиться играть только для себя и только в своём доме чтобы никто мою «игру» не мог слышать. Просто очень хочется проигрывать мелодии своими руками и своей головой.