Елена Будагашвили - Я – человек. Роман об эмиграции

– Моя дочь высматривает мальчика? Моя дочь? Это – не моя дочь! – произнес он, грозно смотря на Нину. – Еще чего не хватало – мальчиков высматривать. Стыд-то какой.

Нина стояла, потупив взгляд, а Людмила, поняв, что подвела девчонку, старалась замять разговор:

– Ах, Борис, не реагируйте вы так. Это я немного неверно выразилась. Никого она не высматривает. Это он высматривает.

– Что-о-о? – совсем обезумел Борис. – Он еще будет высматривать мою дочь? Она еще совсем ребенок. А он ее высматривает!

– Ах, успокойтесь, Борис! – Людмила уже не знала, как его успокоить. – Этот мальчик тоже еще совсем маленький!

Борис потихоньку остыл, но запретил Нине без надобности выходить в коридор. Когда вечером женщины покинули поезд, доехав до своей приморской станции, он, чувствуя неловкость за свое поведение, сказал: «Понимаешь, доченька, я хочу, чтобы ты выросла умной и гордой девушкой. Чтобы не высматривала мальчиков. Пусть они высматривают тебя. Только не сейчас, когда ты еще маленькая, а потом, когда станешь взрослой девушкой. Мужчины любят гордых женщин. А кавказские мужчины – особенно», добавил он, подумав о грузинском мальчике, из-за которого он поднял столько шума.

Борис замолчал на некоторое время, думая, как тяжело иметь такую красивую дочь. Да за ней глаз да глаз нужен. Ее даже в коридор вагона страшно отпускать. «Он тебе что-нибудь сказал?» – опять вернулся он к теме дня. Нина, уже мысленно представляя встречу с тетей Кето и дядей Валико, и уже абсолютно не думая о мальчике, как бы встрепенувшись сказала: «Да. Он поприветствовал меня. По-грузински». «Наверное, решил, что она – грузинка. Да, она вообще-то похожа. Она же так похожа на меня», – думал он, сожалея, что Ляля не поехала вместе с ними, ведь это так ответственно: ехать со взрослой дочерью.

Самого же Бориса часто принимали за кавказца. В Грузии или Армении с ним всё время пытались говорить по-своему, хотя в столицах каждый прекрасно владел русским языком. А в Москве даже был смешной случай. В одном магазине продавали грецкие орехи. Выстроилась большая очередь, в которой стоял и Борис. Женщины, усталые и нагруженные сумками, стали рассуждать вслух, а нужны ли они, эти орехи, и что из них можно приготовить. Борис, большой любитель покулинарить, вмешался в разговор и, загибая пальцы, стал перечислять блюда, где эти орехи можно использовать. Женщины удивленно переглянулись и одна их них сказала: «Ну конечно, у вас, у армян, есть столько разных блюд с орехами!» «Я не армянин, я еврей», – поправил ее Борис. «Правда? Совсем не похож!» – удивилась женщина. «Зато все евреи похожи на меня!» – констатировал Борис.

На следующее утро Нина вышла в коридор. Мальчик стоял у окна и, казалось, ждал ее. Он улыбнулся ей и тихо с акцентом произнес: «Привьет!» «Привет!» – ответила Нина и тоже улыбнулась ему в ответ. Он больше не сказал ни слова, вероятно стесняясь своего знания русского языка. Да Нина и не хотела долго оставаться в коридоре, боясь, что это увидит отец, и поэтому опять вернулась в купе.

Поезд мчался по территории Грузии и оставались считанные минуты до того момента, когда Нина снова увидит дядю Валико и тетю Кето. Поезд подъехал к тбилисскому вокзалу и медленно, со скрипом, остановился. Пассажиры, таща чемоданы, пошли к выходу. Мальчик с папой шел перед Гольдбергами, всё время оглядываясь, как бы боясь, что Нина останется в поезде. Когда они оба оказались на перроне, он опять долгим взглядом посмотрел ей в глаза, как бы желая запечатлеть в памяти ее лицо, и сказал: «Нахвамдис!» «До свидания!» – ответила ему Нина и улыбнулась на прощание.

Тетю Кето и дядю Валико не пришлось долго ждать. Они быстро шли по платформе и, наконец заметив Гольдбергов, замахали руками. Увидев Нину, Кето засмеялась, обняла девочку и сказала: «Боже ты мой, как ты выросла!»

Начались спокойные и радостные дни в грузинском селе. Нина везде и всюду ходила с тетей Кето, помогала ей кормить кур и индюшек, возиться на огороде, а когда вечерами у Кето собирались соседки и начинали петь грузинские песни, то Нина садилась рядом и пела с ними: «ля-ля-ля…». Услышав, какой чистый и звонкий у Нины голос, Кето стала учить ее словам, и уже через несколько дней Нина свободно пела несколько песен по-грузински.

В один из таких дней Кето решила повести Нину по селу. Она показывала девочке, где находится детский сад, где школа, где поликлиника. Кето работала акушеркой, и почти каждый ребенок, родившийся за последние двадцать лет в этом селе, увидел свет с ее помощью. Вот и теперь, увидев идущую навстречу высокую полную женщину, Кето сказала Нине: «Это – моя пациентка. Полгода назад у нее родилась двойня». Женщина радостно воскликнула, увидев Кето. Последовали приветствия, возгласы, женщины стояли посреди улицы и громко разговаривали, жестикулируя руками. Нина, чтобы не мешать им и не скучать самой, стала разглядывать дома и дворы. Чистые, белые домики, а иногда – большие двухэтажные дома, наполненные солнцем, дарили ощущение уюта и тепла. Внимание Нины привлек юноша лет восемнадцати, который на одном из дворов рубил дрова на маленьком пяточке перед входом в дом. Он стоял спиной к Нине, верхняя часть его тела была обнажена, а штаны спустились до бедер. Он не был атлетом, но при каждом движении все жилы и мускулы его спины, плеч и рук напрягались и демонстрировали его мощь и силу. Смуглая спина блестела от пота под ярким солнцем. Он проворно брал большими руками чурбан за чурбаном и одним взмахом топора рубил их пополам. При виде этого смуглого, сильного, молодого мужского тела Нина почувствовала, как мурашки побежали по ее рукам и груди, а внизу живота стало так горячо, как будто ее обожгли кипятком. Это чувство было настолько неожиданным, что она невольно ойкнула. Затем испуганно оглянулась, чтобы проверить, не услышала ли этот возглас тетя Кето. Тетя Кето, уже успевшая распрощаться со своей знакомой и тихо наблюдавшая за Ниной, улыбнулась: «Ничего страшного, дочка! Ты просто взрослеешь!» – и посмотрела мудрыми добрыми глазами.

Быстро пролетело лето. Закончилось, еще не успев начаться. И желто-красные листья деревьев, и шуршащая под ногами листва – всё напоминало о приближении осени и начале нового учебного года. За спиной остались восемь прожитых учебных лет, интересные летние каникулы в пионерских лагерях, огромное количество прочитанной за лето литературы, списки которой учителя раздавали в конце каждого учебного года. Впереди были еще два года учебы и неопределенное, но наверняка светлое будущее. По крайней мере, именно так уверяли вожди партии советскую молодежь. И молодежь безоговорочно надеялась на это и верила.