Анатолий Ларченко - Пацан на войне. Автобиографические очерки

На лесозаводе были строгие порядки. Не разрешалось курить где попало. Для этого были отведены специальные места с водой и песком. Пожарные постоянно дежурили и обходили штабеля досок, которые находились на просушке и которых возле завода было очень много. Однажды, получив от испанцев сигареты, мы забрались в один из штабелей досок, спрятались и закурили. Но не сообразили, что дым уходит вверх. Один из дежурных заметил дымок, исходящий со склада досок, прибежал и вытащил нас оттуда. Отвел нас к начальству, а потом каждого из нас к своим родителям. В то время за такое сажали в тюрьму. Родитель мой был в гневе. И поддал мне как следует, как никак – «поджигатели завода».

С первых дней и до последнего нашего пребывания на Овечьем острове, у нас в доме всегда на столе была рыба. Мне особенно нравилась сёмга. Во время завтрака, обеда и ужина на стол всегда ставилась тарелка с сёмгой. В тех местах промышленного улова рыбы не было, и она становилась легкой добычей рыбаков. Столько сёмги, сколько я съел её на Овечьем острове, я не съел потом за всю жизнь. Вот так бывает.

Летом лесозавод по выходным устраивал пикники. На острове, где стоял лесозавод, этого делать было нельзя из-за повышенной пожароопасности. Поэтому пикники устраивали на соседнем острове. Вывозил туда пароходом людей. Завозили лимонад, пиво. Устраивали концерты, танцы, игры. Больше всего мне нравилось, что там бесплатно можно было пить лимонад – ситро. Пили мы его с ребятами, что называется «от пуза». А потом мучились. Как говориться «жадность фраера погубит».

На Овечьем острове был стадион. На нем играли в футбол. Были две местные команды, но играли и с иностранными моряками. В какие-то дни проводили на стадионе соревнования по легкой атлетике. Как- то раз, на старт поставили и нас восьмилеток. Прозвучал сигнал, и мы побежали вокруг стадиона по беговой дорожке. Я вырвался вперед, пробежал по кругу стадиона и примчался первым «разорвав» финишную ленточку. Но первого места мне не дали. По углам стадиона стояли флажки. Стоял такой флажок и на последнем повороте перед финишем. Все предыдущие флажки я правильно обогнул справа, а последний флажок пробежал слева. Судья заметил это и не признал мою «победу». Первый раз я участвовал в соревновании и был близок к победе.

Жизнь на острове для нашей семьи имела трагическое продолжение. Семья наша была из четырех человек: отец, мать, я и моя младшая сестра. Сестру звали Люся и ей было пять лет. Мне было восемь лет. Своих способностей я не помню, но сестра отличалась способностями правильно и хорошо говорить, знала много стихов и песен. Была очень прилежной и своим примерным поведением приводила в восторг родителей и тех, кто к нам приходил. Отец очень ее любил. Это было заметно для меня, ибо из-за моих «шалостей» у меня с отцом были особые отношения. Ему приходилось меня воспитывать. Но сестру я не ревновал, может быть потому, что не знал этого понятия.

Сестра вдруг заболела. Температура поднялась до 40 градусов. Врача на острове не было и ее пароходом отправили в больницу города Кандалакша. Но было уже поздно. Заражение крови и она умирает. Причина очень нелепая: одела новые туфельки и натерла ногу. Все мы были в страшном горе. Плакали. Похоронили её рядом с большой сосной. Потом уже остров стал настолько не мил всем нам, что отец и мать хотели скорее выбраться и уехать из тех мест. Сестры не стало. Я пошел в первый класс. А мама родила сына. У меня появился брат Володя.

После того, как отец проработал на лесозаводе первый год, ему предоставили отпуск. Так, как завод находился за полярным кругом, отпуск был предоставлен на несколько месяцев. Мы вернулись в Ленинград в свою комнату в коммунальной квартире, которая была забронирована за отцом, и пока нас не было, оставалась свободной. Стали опять жить в Ленинграде, предполагая всё же, что отец вернется после отпуска к себе на работу на Овечий остров.

Но события стали развиваться иначе.

Шел 1937 год. По приезде в Ленинград отец пошел в Райком ВКП (б) на регистрацию, так как являлся членом партии. И неожиданно для него партийный билет отобрали. Членом партии большевиков он был с 1925 года. Это его насторожило, поскольку в это же самое время начались аресты руководителей промышленных предприятий. Слухи о репрессиях стали распространяться все больше и больше. Пока у отца продолжался отпуск он решил пойти, временно, работать на фабрику деревянных игрушек рядовым инженером. Его стали вызывать из отпуска вернуться на работу на лесозавод. Отцу стало известно, что там уже арестовали некоторых руководителей. Ехать туда, означало просто отдать себя в руки НКВД. И он продолжал ходить на фабрику детских игрушек. Положение его было ужасным. Он очень нервничал, что было заметно по его поведению и даже во внешности. Лицо его покрылось красными пятнами, и он не мог бриться.

Начались повальные аресты в Ленинграде. Сняли с работы знакомого отцу директора швейной фабрики Володарского. Он был исключен из партии. Вскоре его арестовали, а потом расстреляли, как выяснилось в 1956 году. Отец не знал, что делать, как поступить. А выручил случай.

Отец продолжал искать постоянную работу. Но ему исключенному из партии и находящемуся под «колпаком» сделать это было практически невозможно. И где-то он узнает, что организовано Ленинградское проектно-изыскательское бюро ГУЛАГа НКВД. Эта контора производила набор специалистов по проектированию лесозаводов для лагерей заключенных в Сибири и других регионах страны. Отец идет в эту контору и в апреле 1938 года его принимают на работу на должность инженера отдела механизации на постоянной основе.

Тем самым отец спас себя, как говорят сегодня нашел себе «крышу». Теперь уже на его защиту встал сам ГУЛАГ НКВД, которому очень нужны были специалисты по переработки древесины, проектированию лесопилок, строительство которых обеспечивало использование труда заключенных. Все запросы местных органов НКВД города Кандалакша о высылке отца в Карелию, были заблокированы центральными органами НКВД. Таким образом отец не был арестован, остался жить в Ленинграде, работал в проектной конторе до начала войны. Во время войны его призвали в армию. Но самое главное, отец остался жив.

Репрессии продолжались весь 1938 год. Несколько знакомых отцы оказались в тюрьме. Другие заканчивали жизнь самоубийством. Коля Мокров – знакомый отца сделал это на глазах у отца. Вместе они пошли купаться на пруды в Павловске. Отец стоял по колено в воде и стал говорить Мокрову, что здесь мелко и нырять нельзя. Но тот разбежался с берега высотой в два метра и нырнул головой вниз. Сломал шейный позвонок и вскоре умер. Он тоже ожидал ареста и видимо понимал, что его ожидает. Мотив ареста мог быть какой угодно. Для отца, например, мотивом ареста могла быть связь с иностранной державой. Ведь завод, на котором он работал пилил лес и поставлял древесину иностранным государствам, а значит «связь» была…