Анатолий Бывалов - От сохи в небо. Воспоминания

Я, конечно, сразу записался в шахматный кружок. Руководил—то им Ботвинник! Не то, что играть с ним, даже посмотреть бы на него, и то интересно. В то время он уже закончил аспирантуру ЛИИ, был преподавателем и чемпионом СССР, премирован личным автомобилем.

В общем, наш кумир. И вот на одном занятии он был. Нас, новичков интересовали не столько шахматы, сколько он сам. И всё же с ним я через 10 лет играл.

Наша учёба продолжалась недолго – всего 2 месяца. Вышел указ о мобилизации лиц со средним образованием, достигших 18 лет. Я подходил и больше половины поступивших – также. Как только узнали об этом родители, приехали вдвоём провожать меня в армию. На последние гроши приехал отец, купил 3 кружки пива, и мы отметили мой уход в армию. Мать заплакала, а отец долго—долго давал наказы. Да, я уже оторвался от дома. И, как оказалось, надолго. После расставания с родителями я возвратился в студгородок. Там никого не было, мне стало грустно, я лёг на кровать, но заснуть не мог. Мысли сменяли одна другую. Предстоит опять новая жизнь.

2 ноября 1939 года я был переведён в танковую часть. Не потому, что хотел быть танкистом, хотя с братьями позднее могли составить «экипаж машины боевой», а потому, что там служить было только 2 года. Я хотел учиться. На комиссии мне предложили в авиацию. Я отказался: там служба 3 года. Да и потом, кем бы я был: лётчиком или техником? Это было неизвестно. Потом—то я узнал, когда в 1943 году на своём Ла-5 сажусь на фронтовой аэродром, меня встречает Борис Яковлев, тот самый, который согласился (поверьте, вместо меня) пойти в авиацию. Мы встретились, как друзья, но в разном положении: я – лётчик, он – механик. Но дружба наша продолжалась. А через год он погиб от рук бендеровцев.

В то время я начал вести записи для себя – дневник – и, пользуясь им, сейчас иногда пишу с подробностями, которые вряд ли могут запомниться. Вот, например, как расставались с институтом. Когда призвали до особого распоряжения, а оно в любую минуту может поступить, я сдал в институте пропуск и получил документы и деньги, снялся с комсомольского учёта. А перед этим, в конце октября, был организован прощальный вечер в большом зале. Выступили орденоносцы—хасановцы, директор института Смирнов, Михаил Ботвинник. Утром 2 ноября, простившись с товарищами, зашёл к месту сбора. Остригли, сдал паспорт. Вечером, с чемоданом в руках, потащились с Выборгской стороны к Витебскому вокзалу. Точно не знали, куда едем, но слухи о Слуцке были. Слух подтвердился – нас привезли в Слуцк (Павловск) под Ленинградом. Встречали с музыкой. Распределили по ротам. Я попал в первую роту артиллеристов и стрелков. Сдал деньги и документы в банк. Своё бельё и одежду завязали в мешочки, написали адрес и сдали. Я не сдал костюм и хромовые сапоги. Считал, что отошлю домой братьям. Выдали нам всё казённое, теперь я в красноармейской форме. Чувствую себя гордо. Спать легли в 4 часа ночи, а подняли в 7 часов утра. На утреннем построении познакомились с командирами, старшиной. И с этого времени нас уже начали воспитывать в армейском духе. Грустно сначала было. Уставы и строевая заполняли всё расписание. За месяц познакомились с пулемётом ДТ, наганом. Распределили по экипажам. Каждый день устраивали политинформации по Финляндии, объясняли, почему мы нападаем. Позднее в теории Сталина о войнах справедливых и несправедливых эта война была отмечена как справедливая, но не очень верилось.

Скоро показали нам танки. Выехали на танкодром. Танк Т-28 – средней тяжести, трёхбашенный, башенные стрелки в малых левой и правой башнях, а в центральной башне командир танка, артиллерист, радист. Меня определили радистом. Я ни о какой технике понятия не имел. Иногда мне хотелось сказать: «Товарищ командир, зачем мне всё это? Мне трудно. Я ведь из деревни Ястребцево.» Но приходилось молчать и выполнять, что говорят.

Со стрелковым оружием я разделался быстро: винтовка, пулемёт, пистолет. А вот пушка 76 мм, радиостанция – тут потруднее. В отдельные дни нам давали увольнение в город. Я с удовольствием изучал Павловский дворец и парк. Думали, как же могли до таких красот дойти люди 250 лет назад? Невероятно.

Один месяц мы привыкали к армейской жизни и немного к технике. Но вот 30.11.39 г. начали войну с Финляндией. А 5.12 нас, молодых, необученных, направили туда на грозной технике. Неужели в такой стране и армии, как наша, не нашлось хорошо подготовленных танкистов? Мы же пушечное мясо.

5.12 – всенародный праздник – день конституции. Но мы занимались стрельбой из пушки танка. Пришли поздно вечером. Хорошо и сытно поужинали, сосисок было вдоволь. Немного не дождавшись до отбоя, легли спать. Через 15—20 минут после отбоя слышим роковое: «Подъём!». Зачисленных в экипаж стали выстраивать отдельно от всех. Мы думали, просто тревога. Но дневальный подходит и говорит: «Вас направляют в Финляндию». Нас направили в парк. Танки заправили всем необходимым. Мы все получили обмундирование. Я надел рубашку второй категории, а новую оставил на койке: «Может, кому—то лучше пригодится». Написанные два дня назад письма родителям дописал: «Писать больше не буду», – и отправил. Сложил вещи в мешок и написал адрес. Сделав всё необходимое, распростившись с товарищами, мы пошли к танкам. Приказано на диски надевать тренчики. Командир экипажа Байков, впоследствии убитый, обращается ко мне: «Ну, как, Бывалов, выполнишь перед тобой поставленную задачу?». «Не знаю» – ответил я. Почему я так ответил? Я не должен был так отвечать. Мой ответ должен быть: «Так точно!». Приходит командование части. Поставили задачу на совершение марша на фронт. Командуют: «По машинам!». Колонны вытянулись солидные, впереди на эмке командир и комиссар части. Исходный пункт – г. Слуцк, конечный – в Финляндии.

Дорога очень скользкая. В Пушкино почти все танки стащило в канаву. До Ленинграда всё же доехали быстро. Почувствовав запах города, мы открыли люки. Проезжаем литейный мост – знакомые места. До моего студгородка рукой подать. Но скоро поехали. За Ленинградом танк сбил одну легковую встречную машину. Но вот и граница. Я высунулся из люка. Я думал: «Уж раз другая страна, то там должно быть всё иначе», но нет. Протекает речка Сестра, такой же лес. Проехав около двух километров, мы увидели сгоревший дом, только одна труба цела. Встречные два командира рассказывали, что жили в этом доме финские офицеры. На протяжении всего пути были расположены наши части. Люди сидят около костров и кипятят чай. Точно так же, как я читал об этом в книгах. Танки расположились в лесу. Нас предупредили, что местность заминирована, ходить можно только группами.

Всю ночь поочерёдно охраняли танки. Я, 18—летний парень, с пулемётом, который почти не знал и не видел, стоял на охране людей и техники. Чувствовал себя неуютно. А потом подсел к костру, где солдаты охотно рассказывали о ходе войны и готовили оружие к бою.