Борис Шагаев - О театре и не только

Эти три женщины перегибали партийную палку. Так вот Санджи Каляевич почему-то часто полоскал в разговоре этих дам, а я, дурак, ему в пику говорю:

– Санджи Каляевич, вот в вашей подаренной книжке, вы поете аллилую Ленину, партии, а тут ругаете этих партийцев.

Каляев посмотрел на меня расстрельными глазами и выпалил:

– Ты что, не понимаешь?! В книге это одно, а в жизни это другое!

Потом, когда успокоился, вдруг рассмеялся и начал потирать ладони руки. Это потирание ладоней я потом показал артисту А.Сасыкову, который играл ламу в его пьесе в моем спектакле.

Кстати, мэтр был доволен работой Сасыкова в роли ламы. Одна из этих упомянутых дам не разрешила взять на гастроли в Бурятию спектакль «Воззвание Ленина». И мэтр в знак «благодарности» часто упоминал ее в разговоре. Прошло уже больше 40 лет, а эта дама все еще на плаву. То возглавляет какой-то комитет, то движение, то задвижение, перестройку, то застройку.

В следующих беседах я стал осторожен. Но мне было любопытно, и в паузах я продолжал спрашивать о том времени.

– Санджи Каляевич, а почему так много было арестованных? – осторожно спрашивал я.

Хотя понятно, что разнарядка была спущена сверху. Вожди боялись всего. Боялся и народ. Мэтр отвечал тихо и печально:

– Понимаешь, все хотели жить. И жить хорошо. Боялись за своё место, у некоторых в характере было. Поэтому многие стучали. Особенно соплеменники.

Пауза. Я не знал, что говорить и спросить. Он сказал так, как будто и я виноват в этом. Потом усмехнулся и сказал:

– После приезда в Элисту из ссылки я встретил возле Красного дома одного такого осведомителя. Наговорил ему при всех. Плюнул, и пошли в кабинет. Я же не знал кто, что наговорил тогда. Когда я приехал в Элисту, мне кое-кто, кое-что рассказали, – тихо промолвил мэтр. – Ну что сделаешь? Время было такое. – Аксакал стал пить холодный чай. – Где Мария Трофимовна? – спросил он.

– Ушла – говорю я.

– Чай холодный… Она молодец у меня. Русская женщина, лучше некоторых наших соплеменников, – тихо промолвил мэтр.

Я часто спрашивал про ссылку, Колыму, но аксакал неохотно говорил. Почти что ничего.

– Да что там интересного. Работа в забое без продыха… Однажды умер заключённый. Мы с Костей Эрендженовым и ещё тремя зэками завернули вместо умершего больного поляка и спасли его от гибели. А его хотели списать. Мэтр замолчал.

Было уже 9 утра. Жара началась. Перерыв до следующего утра.

Письменное общение с С. Каляевым в работе над его пьесой

«Воззвание Ленина».

Чтобы не досаждать мэтру и не слышать упреки в мой адрес я приноровился общаться с ним эпистолярным способом. Я не терял время, и он мог обдумать мои замечания. Он знал театр и знал примерно, как писать пьесы, но я, извиняюсь, тоже кое-чего кумекал в пьесах. Сам кропал нетленки. А с аксакалом надо было вести себя осторожно, не ущемляя его гордость и знания. Писал ему, думаю доказательно, поэтому через дня 3–4 он звонил и телеграфным стилем говорил: «Зайди». То ли на разборки. То ли на чачу или просто побалакать. А я ждал этого момента, чтобы лишний раз пообщаться с мэтром, неважно о чем. Вот одна из таких писулек по поводу замечаний по пьесе.

«Санджи Каляевич! Обстоятельства заставляют работать временно плотно. Уходят актеры в отпуск. Требуется распределение ролей на осень. Когда начнем работу? Директор Тачиев А.Э. требует. Поясняю: в калмыцкой труппе 13 мужчин, а у вас в пьесе за 20 персонажей. Женщин актрис много, а у вас только две женские роли. Я прочел пьесу трижды и пришел к выводу, что роль Бадмаш, Шавкан Явана, Шомпу, двух дезертиров убрать. Одного дезертира хватит. Зачем намекать зрителю, что было много дезертиров? Зачем женщины Цаган, Альма? Они не несут смысловую нагрузку, сюжет не украшают, а просто по два предложения говорят. Их текст можно передать старухе Ользе, в картине, где пытают Эрвенг. И роль Ользы будет полнее и многогранней. У ней убили мужа, и она сочувствует Эрвенг. У мужчин главный табунщик Анжла, Нарма, Хату, Марла играют важную роль и текст некоторых незначительных персонажей отдать им. Например, Анжла говорит: «Забегали 3 дезертира». А пусть скажет 1 дезертир забегал. И в другой картине я сделаю 1 дезертира, не 3. Нет штанов, т.е. актеров мужчин нехватка. Пьеса только выиграет от сокращения персонажей, некоторые картины можно довести до большого драматизма. Посмотрите на стрелки в рабочем моем экземпляре. Я позвоню в четверг. Хорошо бы встретиться на Пионерской, в рабочем кабинете у вас. Не обращайте внимания, что чиркаю в экземпляре. С уважением, Борис.

Действующие лица

(основные)

1. Городовиков – Очиров Б.

2. Хомутников (может убрать?)

3. Анжла (табунщик) Уланова поставить на роль.

4. Ользя – Бальбакова.

5. Церен- Ильянов.

6. Эрвенг- Арсанова (Кекееву не надо).

7. Яван- ?

8. Морла – Эняев.

9. Тоолтя (лама) Сасыков.

10. Деевжя – Мучиряев.

11. Освагин одмн – Яшкулов С.

12. Му-Манджи – Мукукенова (пацан).

Эпизоды:

1. Отхонов ходжа -?

2. Нарма -?

3. Баава-?

4. Босхачи-?

5. Амуланг -?

6. Дезертир-?

Ваше согласие и кого вы предлагаете на роль. Сократите эпизодические роли. Звоните, с уважением Борис Шагаев».

Санджи Каляевич не торопился. Через дней пять звонил, или Мария Трофимовна звонила и говорила «приходите к 7 утра». И я не выспавшись, бежал. Мэтр, качнув головой на приветствие, молчал. Потом потирал ноги. Потом поправлял тряпку на диване. А я думал, что это за нойоновские замашки. Уж начал бы крушить сразу. Это был его стиль, его такое приспособление и я успокаивался. А он потом вещал: «Сокращать хочешь? А я их всех знал, когда молодой был, а тебе все равно! Сокращай, только одно у тебя».

Потом брал свой экземпляр пьесы и что-то листал. Опять пауза. «Ну, хорошо, с чем-то я согласен, что надо сокращать. Но пьеса-то уменьшается?». А я ему: «Санджи Каляевич, пьеса и так тянет на 2,5 часа. Это утомительно для зрителя. Надо на два часа и 15 минут антракт». Санджи Каляевич: «А раньше по 3 часа шел спектакль. И заканчивали в 11 ночи. В 8 вечера начинали. И ничего. А вы 3 часа не можете усидеть». А я опять канючу: «Санджи Каляевич, сейчас другие времена и другой зритель. Начинаем рано и в 9, 10 часов вечера уже дома». «К телевизору все бегут», – ворчит аксакал, но уже в голосе не тот упертый накал. «Ну, ладно, сократи, а я потом посмотрю. Ну, что там у вас нового? Пьеса нравится актерам?». «Да я еще не читал на труппе. Надо довезти до кондиции, а потом читать на труппе. Директор Тачиев торопит», – вякаю я. «Я с Анджой поговорю, а ты давай сокращай. Я потом посмотрю. Все. Я устал с тобой. Связался с вами и сам не рад», – и улыбнувшись, весело засмеялся.

Надо понимать, что мэтр шутит. А мне это и надо было. Значит, дает добро. Санджи Каляевич был сложный человек. Надо его знать и иметь ключик к его характеру. Он был добрый, но, видимо, жизнь заставила его, во всем усматривать какой-то подвох по отношению к нему. Конечно, он был умный, рассудительный. И я понял, кого он уважал, то немного был ершист, приструнивал собеседника, не от злобы. Такой стиль, такой склад души. С другими он был другой. Говорил правду в глаза, был резок. Но все в меру. Но я-то его раскусил. Разбирался уже чуть в психологии людей. Когда вспоминаю мэтра, то на душе какой-то добрый, веселый осадок. Почему? Не знаю. При своей ершистости, а поди вот оставил хорошую память.