Алексей Черепанов - В поисках желтого попугая

На следующий день Миреил, скрепя сердце, собрала Бернарда в школу.

Бернард шёл между рядами парт по классу, школьники внимательно разглядывали новичка. Один из мальчиков (это был местный заводила по имени Базиль) громким шёпотом, почти в голос, чтобы его услышали другие, произнёс:

– Что это у чувака с глазами?! По-моему, он какой-то псих…

Все ребята тут же стали подвигаться на свободные места ближе к проходу, чтобы не дать Бернарду сесть рядом. Лишь один не подвинулся, оставив место свободным для новичка – это был чернокожий мальчик, Бернард к нему и сел за парту.

– Привет, – прошептал чернокожий, – меня Зэмба зовут.

– Бернард, – представился Берни.

– А что это у тебя с глазами? – осторожно спросил Зэмба.

– Катаракта такая… – прошептал Бернард, – Редкий вид катаракты… всё вижу, но несколько смутно…

– Сочувствую, чувак, – с реальным состраданием в голосе произнёс чернокожий мальчик, – а это лечится?

– Нет, но и ухудшений не будет, – успокоил соседа Берни, – И не заразное, конечно…

– Это хорошо, – выдохнул Зэмба, – а ты что, писать и читать не можешь?

– Могу, очень даже могу. Просто в тумане всё немного…

Зэмба долго расспрашивал Бернарда, где тот живёт, кто его родители, кого тот знает из местных мальчишек. Наконец, учительница (а это была та самая «мадам грымза») строго постучала указкой по столу, метнув испепеляющий взгляд в Бернарда и Зэмбу. Зэмба примолк.

– Это мадам Пиррет, сущая гадюка, – прошептал Зэмба через некоторое время, – с ней шутки плохи…

После уроков Зэмба вызвался проводить Бернарда домой. Они шли по улице, а за ними, вытянув вперёд руки, шагая и подвывая, как зомби, следовали несколько мальчиков во главе с Базилем.

– Не обращай внимания, – успокоил Бернарда Зэмба, – Это Базиль. Он – редкий придурок, но у него богатенькие родители и поэтому, все с ним якшаются.

– Поверь, Зэмба, мне абсолютно начихать на этого Базиля. И вообще, мне на всех начихать…

– И на меня тоже? – насупился Зэмба.

– Нет, на тебя, кажется, не начихать…

Миреил очень обрадовалась тому, что у Берни появился друг. Она потчевала Зэмбу пирожными с чаем, когда тот приходил к ним в гости, ласково гладила по чёрной курчавой голове. Сердце её успокоилось почти.

Не складывались, однако, у Бернарда отношения с другими мальчиками из класса, особенно с Базилем. Даже легенда про катаракту, которую с жаром распространял в классе Зэмба, не помогала изменить отношение одноклассников к Бернарду.

Наступила глубокая осень, Бернард с Зэмбой возвращались из школы. На этот раз, за ними не было эскорта из «зомби».

– Знаешь, Зэм, – медленно проговорил Бернард, – я обещал маме, что никому не расскажу это, но тебе я хочу рассказать. Так вот, слушай.

И Берни стал рассказывать Зэмбе о своих снах, о великолепном городе, о божественном отце. Картины, которые описывал Бернард, захватывали дух, и Зэмба слушал, разинув рот от изумления.

– Ты считаешь меня психом? – спросил друга Бернард, закончив свой рассказ.

– Нет, я не считаю тебя психом, брат, – тихо произнёс Зэмба.

– Ладно, только вот дай слово, Зэм, что это останется между нами, – строго сказал Берни.

– Даю слово, брат, даю слово! – горячо произнёс Зэмба, – Но как же это… в голове не укладывается! Как же это может быть, чтобы человек жил одновременно в двух мирах?!

– Не знаю, Зэм, но, вот живу же…

– Так, а может, и не живёшь – может, это реально сны лишь такие? – с сомнением произнёс Зэмба.

– Может, и сны, кто ж его знает, – согласился Бернард…

На следующий день, когда Берни переступил порог класса, в помещении поднялся дикий свист. В Бернарда летели скомканные бумажки, изжёванные жвачки, с разных мест раздавались крики:

– Чокнутый бог! Сумасшедший бог пришёл!

Берни посмотрел своим мутным взглядом в сторону, где сидел Зэмба. Чернокожий мальчик сидел, сжавшись и закрыв голову руками.

– Нигер сдал сумасшедшего соню! – бесновался Базиль.

Бернард последний раз бросил взгляд в сторону Зэмбы, развернулся и пошёл вон из класса…

– Вам необходимо показать мальчика специалистам! – наступала на Миреил мадам Пиррет.

– Я не буду таскать Бернарда по врачам! – отрезала Миреил.

– Будете! – взревела директриса, – А то…

– А то что?! – гневно вскричала Миреил.

– А то Вас лишат родительских прав за то, что Вы не следите за здоровьем ребёнка! – завизжала почти мадам Пиррет.

Миреил обмякла, как тесто.

– Ладно, – сжала она зубы до скрежета, – Давайте своих докторов…

– И что же Вы скажете, мэтр? – изображая озабоченность на лице, спросила у медицинского светила мадам Пиррет.

– Очень странный случай, – задумчиво проговорил доктор, – На первый взгляд, нет никаких патологий, но…

– Так, так, что но?! – оживилась директриса.

– Да в общем-то, ничего особенного, мелочь, но… у мальчика странно замедленный ритм сердца – такой бывает у спящих людей. Да и все процессы, обмен веществ – как у человека, который находится в глубокой стадии сна, но он в это время находится в бодром состоянии, ходит, разговаривает… непонятно весьма…

– Как Вы считаете, доктор, необходимо ли его дальше обследовать? – с настойчивостью спросила грымза.

– О, да! Но, необходимо согласие родителей…

– Об этом не беспокойтесь, скоро в нём не будет необходимости, – усмехнувшись, сказала мадам Пиррет…

Миреил быстро бросала вещи в сумки. Такси давно уже ждало под окнами, чтобы отвезти их с Берни как можно дальше из этого города.

Я смотрел в мутно-голубые глаза Бернарда.

– Ну, и что же дальше было?! – в нетерпении крикнул я.

– Что дальше? Мы с мамой уехали их города, – спокойно и отрешённо, как всегда, ответил Берни.

– Ну, а дальше?! Это ведь только детство Ваше, Бернард! – развёл я руками.

– Дальше, как у всех – окончил школу, колледж. Не без проблем, конечно, но не это главное…

– А что главное? Что?! – снова нетерпеливо выкрикнул я.

Бернард наклонился к самому моему уху, голубой катарактный глаз его смотрел куда-то в сторону.

– Главное то, мой друг, что я давно уже стал богом…

Бернард взял лист бумаги, и начертил на нём какую-то надпись. Странные, невиданные мной до сего дня, буквы засветились, переливаясь, радужным светом. Свет этот удивительным образом наполнял мою душу счастьем. Через несколько секунд, глубоких и проникновенных, волшебные письмена исчезли.

Приглушённое подвывание телевизора, бормотание мужчины и женщины, тихий звон посуды проникали из квартиры сверху через потолок, в трубах периодически журчали невидимые ручейки, вентилятор в воздуховоде мерным звуком сопровождал своё вращение, иногда гудел лифт в подъезде, впуская и выпуская из своего нутра уставших к вечеру людей. За окном хрустели шипами резины по непокрытому ещё снегом асфальту крадущиеся по двору машины. Стекло окна разделяло жёлтый свет кухни, текущий из старых, болезненного вида, плафонов, и ноябрьскую темноту за окнами дома. Занавеска не скрывала от неё дряхлую кухню, и дома напротив заглядывали внутрь своими разноцветными глазами-окнами, брезгливо рассматривая убогое убранство с пожелтевшими фрагментами обоев, остатками треснувшего по середине линолеума, похожего на порванную, обгоревшую кинопленку и кухонным гарнитуром времён дружбы народов, совершенства русского балета, побед советских хоккеистов и достижений в космосе. Кухня напоминала заповедный край начала восьмидесятых годов прошлого века, правда весьма потрепанный.